Выставка современное искусство
В московской галерее Гари Татинцяна открылась выставка американского художника Джорджа Кондо, вписавшаяся в программу первой московской "Ночи музеев" и проходящая при поддержке компании Jaguar. Произведения художника, определяющего свой стиль как "искусственный реализм", живо напомнили ИРИНЕ Ъ-КУЛИК ее самые ранние детские впечатления от встречи с модернистской живописью.
Джордж Кондо, в прошлом году отметивший 50-летие, принадлежит к последнему поколению художников, еще заставших легендарную "Фабрику" Энди Уорхола, на которой господин Кондо подвизался в 1980-е годы одновременно с Китом Хэррингом, Жан-Мишелем Баскиа и Джулианом Шнабелем. Как рассказал художник, на "Фабрику" он попал благодаря тому, что написал несколько текстов про Уорхола, бывшего тогда его кумиром. Уорхолу тексты понравились, и он взял молодого художника своим подмастерьем — и вменил ему в обязанность не только помогать печатать произведения, но и вести своего рода бортовой журнал всего происходящего. Свои собственные произведения Джордж Кондо показал Уорхолу только после ухода с "Фабрики", и великий поп-артист стал одним из первых покупателей молодого художника. Как говорит Кондо, благосклонность Уорхола значила для него гораздо больше, чем признание критиков.
В 1985 году Джордж Кондо переезжает в Париж, где и проводит десять лет, изучая классическую европейскую живопись от Рафаэля, Веласкеса и Гойи до Пикассо, которая и становится главным источником его вдохновения, правда, довольно своеобразного. "Я проделываю с европейской живописью примерно то же, что поп-арт сделал с американской повседневностью и массовой культурой",— объясняет художник. Результаты этой процедуры выглядят бурлескно. Та самая деформация фигур и черт лица, к которой уже привыкли ценители модернизма, у Кондо выглядит свойствами не изображения, а самой анатомии изображенных персонажей. У его ню, кажется, и правда может быть по три груди или четыре ноги, причем в групповых сценах, отчетливо напоминающих чего-то такое классическое, музейное, эти конечности пересекаются и переплетаются каким-то явно неэвклидовым образом. В общем, живопись Джорджа Кондо способна разбудить во взрослом любителе искусств тот ужас, который он наверняка испытывал в детстве, когда родители показывали ему в музее картины Пикассо, тогда казавшиеся изображениями каких-то несусветных монстров. Мутации, которые претерпевают персонажи Кондо, не объяснишь никаким кубизмом. Части лиц его персонажей не просто перетасованы самым причудливым образом, но к тому же норовят превратиться в какие-то явно мультяшные, микки-маусовские черты: носы-пуговки, круглые, обрамленные ресничками глазки, круглые же ушки и рты, ощеривающиеся не то мышиными, не то кроличьими торчащими зубами. А наиболее яркое свидетельство творческого метода Джорджа Кондо — огромный графический фриз, который художник нарисовал специально для московской выставки непосредственно в галерее Татинцяна. По свидетельствам ее сотрудников, процесс занял полчаса с перекурами, но результат исполнен такого бешеного драйва, что трудно поверить, что художник мог оторваться от рисования хотя бы ради того, чтобы выкурить сигарету. Поток сознания, в котором персонажи, словно бы позаимствованные у позднего Пикассо, превращаются в каких-то несусветных мультяшек-мутантов, академическая эротика переходит в подростковые скабрезности, выглядит очень убедительной записью стремительного возвращения искушенного взрослого художника в детство. "Пикассо часто говорил, что хотел бы рисовать, как ребенок. А я рисую, как ребенок, которому хотелось бы быть Пикассо",— объясняет Джордж Кондо.