Выставка современное искусство
На московском "Винзаводе" в залах RIGroup мультимедийного комплекса актуальных искусств при Московском доме фотографии открылась выставка Барбары Крюгер. Впервые посетившая Москву знаменитая американская художница, известная концептуалистка и феминистка привезла свою полиэкранную видеоинсталляцию 2004 года "Двенадцать". Под перекрестным огнем отрицательных эмоций, которые выплескивают друг на друга персонажи, оказалась ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Барбара Крюгер начала свою карьеру в современном искусстве в конце 1970-х годов. А до этого художница училась в нью-йоркской Parsons School of Design, где познакомилась со знаменитой фотохудожницей Дианой Арбус и с Марвином Израэлем, арт-директором Harper`s Bazaar. Именно он ввел Барбару Крюгер в мир модных журналов, в котором художница, видимо, почувствовала себя этаким агентом под прикрытием. Во всяком случае, в качестве современного художника она занялась непримиримой критикой общества потребления, сексистских стереотипов женственности и всего того, что по идее и пропагандируют женские журналы. Ее классические работы представляли собою внедренные в городскую среду плакаты, билборды и даже магазинные пакеты, выполненные в фирменной красно-черно-белой гамме и исписанные антибуржуазными слоганами вроде "Я покупаю, следовательно, существую", "Ваше тело — это поле битвы" или "Ты — это не ты сам". Своего рода популяризацией ее художественной практики может показаться фантастический фильм известного мастера хоррора Джона Карпентера "Они живут" про мир, исподтишка захваченный злокозненными пришельцами, зомбирующими обывателя как раз при помощи рекламы. Стоило посмотреть на рекламные щиты через специальные, позволяющие противостоять гипнозу очки, и вместо жизнеутверждающих картинок и призывов взгляду открывались вполне концептуалистские произведения — черным по белому начертанные команды "спи", "потребляй", "подчиняйся".
На московской выставке также есть целый зал, с пола до потолка исписанный одними текстами. Но это только побочный результат усилий отечественных экспозиционеров, решивших не дублировать английские диалоги, а вынести их в отдельную инсталляцию. Сделать полноценную русскую озвучку "Двенадцати" и правда задача почти непосильная, хотя сами диалоги написаны и сыграны в не претендующей ни на какую сложность эстетике нормального ситкома с благообразными, но незапоминающимися лицами и отлетающими от зубов стремительными репликами. Сюжеты также вполне стандартные. Тинейджерки в школьной столовой перемывают кости недостаточно хорошо одетой однокашнице и жалуются, как их достали уроки — на шопинг времени нет. Киношники наперебой твердят, как бессмысленно снимать всякую не приносящую никакого дохода арт-хаусную дрянь, и хвастаются, у кого тачка круче. Рутинно огрызаются друг на друга собравшиеся за семейным ужином родители и дети, насмерть ругаются из-за парня подружки, трещат на своих птичьих языках компании политтехнологов и арт-критиков. В общем, все, как в жизни, все, как в кино, все, как в телевизоре. Только вот зритель оказывается в самом центре сцены — персонажи, расположившиеся по одному на каждом из экранов, говорят, а чаще орут друг на друга буквально через его голову, отчего вся та агрессия, которую мы привыкли воспринимать как неизбежный компонент любой, даже самой банальной драматургии, вдруг оказывается не на шутку пугающей. Не так уж комфортно было бы нам оказаться внутри событий даже самого безобидного телешоу — даже склоки "Друзей" могут оказаться совершенно невыносимыми. К тому же, как и в фильме Карпентера, подлинную суть разговора позволяют понять только дополнительные опции — если не очки, как в фильме, то своего рода перевод. Внизу экранов Барбара Крюгер пускает субтитры вполне в духе слоганов со своих плакатов. Так, разговор школьниц переводится как "Давиться помадой и лаком для волос. Ничего не знать. Забыть обо всем. Верить всему". Сутью беседы киношников оказывается "Ты выглядишь победителем, но чувствуешь себя проигравшим". Занятые интеллектуальной дискуссией арт-критики на самом деле поглощены мыслями вроде "Мой вкус лучше твоего. Я умнее тебя и лучше во всем разбираюсь". В переводе не нуждается только один коротенький разговор — тот, где двое мужчин переспрашивают друг друга: "Что ты сказал? — Не важно".