Фестиваль театр
В Берлине продолжается главный театральный фестиваль европейской театральной сверхдержавы — Германии. Так получилось, что два его лучших спектакля оказались посвящены женским характерам из трагической немецкой истории прошлого века. Из Берлина — РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Режиссеры Армин Петрас и Томас Остермайер принадлежат одному поколению: первому — 44, второму — 40. Но если Томас Остермайер прославился еще десять лет назад и вот уже восемь лет он возглавляет всемирно известный театр "Шаубюне", то звезда Армина Петраса взошла, можно сказать, в последние пару лет, сейчас он активно возрождает зачахнувший было берлинский Театр имени Максима Горького. Любопытно, что оба берлинских интенданта свои спектакли, выбранные в числе лучших десяти новых постановок Германии для фестиваля "Театртреффен", поставили не в собственных театрах: господин Петрас удачно поработал во Франкфурте, а господин Остермайер — в Мюнхене. Но еще более любопытно, что два лидера поколения 40-летних, не вступая в прямую конкуренцию, поставили спектакли о женских характерах и об истории Германии прошлого века.
Армин Петрас перенес на сцену "Гертруду", роман недавно умершего и очень важного для современной немецкой культуры режиссера и писателя Айнара Шлеефа. "Гертруда" — предсмертный монолог одной старой женщины, родившейся еще в начале прошлого века и прожившей всю историю своей страны, бывшей честной гражданкой нацистской Германии, а потом — обычной гэдээровской обывательницей. В сущности, это поток сознания с очень специфической пунктуацией и распадающимися, теряющими структуру фразами. Гертруда начинает спектакль одна, на пустой сцене — но вот, спокойно перечислив пожелания относительно собственных похорон, она поддевает тяжелую плиту, та поднимается и, угрожающе зависнув над сценой, открывает спрятанное под подмостками пространство. Это одновременно и будущая могила Гертруды, но и преисподняя ее прошлого: оттуда, из узких проемов по лесенкам поднимаются еще три женщины, еще три воплощения героини Шлеефа.
Сценография Олафа Альтмана во многом задает аскетичный дух спектакля, который благодаря четырем хорошим актрисам — Фридерике Каммер, Сабине Вайбель, Регине Циммерманн и Анне Мюллер — "расцвечивается" разнообразными и выразительными игровыми подробностями. В четырех Гертрудах можно (и проще всего) увидеть четыре разных возраста, но это и четыре разных проявления одного характера, сосуществующих всю жизнь,— романтичная и красивая женщина, ищущая любви, прагматичная и уставшая "хаусфрау", сухая и недоброжелательная особа, превыше всего ценящая порядок (это она, отказавшись эмигрировать из рейха, хочет вести жизнь до конца верной режиму немки).
Четырехтелая Гертруда живет на сцене и как единое живое существо, и как четыре внутренних голоса, и как четыре совсем разных человека, остро нуждающихся друг в друге: показательна сцена, в которой женщины идут по узеньким, переброшенным через пропасть балкам, балансируют и держат друг друга за руки. Вся жизнь — между тяжелой "крышкой", готовой захлопнуться сверху, и пропастью под ногами. А время для Гертруды из спектакля Франкфуртского драматического театра то зависает, то несется вперед вскачь, минуя частности: целых двадцать лет жизни в ГДР превращены в пятиминутную скороговорку, которую актриса буквально выстреливает одним предложением, называя год и главные события, которые тогда произошли с ней.
Если "Гертруда" построена по формуле "четыре равно одной", то спектакль Томаса Остермайера "Замужество Марии Браун" сделан по принципу "одна плюс четыре". Одна — это Мария Браун (Бригитта Хобмайер), героиня знаменитого одноименного фильма Райнера Вернера Фассбиндера, а четверо других — мужчины, актеры мюнхенского театра "Каммершпиле", исполняющие в этой истории все остальные, в том числе и женские, роли. Парик, кофточка или корсет, походка — и вот уже только что умерший немолодой любовник Марии превращается в его надменную душеприказчицу, сообщающую о завещании, а официант из ресторана — в мать Марии. Взгляд Остермайера отстранен и исполнен внятной иронии: актеры не только играют разных персонажей, но и читают ремарки, а весь спектакль с его многочисленными местами действия разыгрывается в единой декорации Нины Ветцель — огромной гостиной в духе 50-х годов с портьерами вместо стен и двумя дюжинами стульев.
Для Армина Петраса судьба его героини — беспросветная драма, в которой исторические обстоятельства являются лишь частностями: не было бы этих потрясений, были бы другие. Томас Остермайер не случайно выбрал произведение, которое не "обозревает" судьбу, но посвящено вполне конкретному периоду — первому послевоенному десятилетию Восточной Германии, периоду так называемого немецкого экономического чуда (тут, кажется, самое место вспомнить о том, что Армин Петрас родился в ГДР, а Томас Остермайер — в ФРГ). Режиссер, привыкший придавать внятную социальную окраску всем своим спектаклям, насмешлив и недобр: он вводит в пролог спектакля кадры нацистской хроники и письма простых немок душке фюреру — дорога, ведущая к Марии Браун от другой Браун — Евы, в спектакле господина Остермайера не проложена, но угадана.
И все-таки, несмотря на силу центрального женского характера, "Замужество Марии Браун" сделано как очень мужской спектакль. Четверо мужчин, легко меняющие личины, кажется, просто используют главную героиню как игрушку. Спектакль сделан, можно сказать, тоже как игрушка, только очень сложная, почти компьютерная: режиссер предельно точен и деликатен в выстраивании ритма, в выборе деталей и жестов, в световой партитуре. Он показывает высочайший класс "тонкой настройки" в работе с актерами. То мастерство, которое в конце концов оттесняет на второй план философский и мировоззренческий спор о том, что же такое судьба немецкой женщины прошлого века — общее фатальное предопределение или дело рук общества и окружающих ее мужчин.