Новый президент РФ в своей инаугурационной речи пообещал бороться с коррупцией, усилив действенность правовой системы. Как выяснил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов, на протяжении последних столетий, несмотря на реформы, революции, репрессии и войны, отечественное взяточничество не исчезало никуда.
"Издевательски слабые и мягкие приговоры"
Существует множество версий того, почему взяточничество в России непобедимо и неискоренимо. До революции достаточно обоснованно считалось, что причина этого не только в существовавшей издревле чиновничьей привычке кормиться с отправляемой ими службы. Куда большим злом считались обширность и запутанность отечественного законодательства, которое позволяло по любому вопросу найти множество прямо противоречащих друг другу именных указов, уставов и иных постановлений. Что, в свою очередь, открывало перед чиновниками широкое поле деятельности, а просителей ставило перед необходимостью материально заинтересовать их в выборе подходящего законоположения.
Попытки систематизировать и очистить от путаницы российское законодательство предпринимались множество раз. Так, в начале XX века появился "Свод законов Российской империи", откуда исключили все устаревшие законы и самые вопиющие противоречия. Но вслед за тем появилось такое количество разъясняющих и уточняющих подзаконных актов, что ситуация в считанные годы вернулась на круги своя.
Казалось бы, после большевистской революции ситуация должна была полностью измениться. Все старое законодательство оказалось на свалке истории, и пришло время нового — четкого и понятного любому гражданину. Однако принятие любого более или менее обширного закона тормозилось из-за того, что свою точку зрения в нем хотели отстоять входившие в Совнарком левые эсеры, а вокруг любой формулировки начинались прения различных группировок в самой РКП(б).
Еще быстрее, чем в дискуссиях, большевистское руководство погрязло в трясине текущих дел и вопросов, по каждому из которых принимались соответствующие текущему моменту, но противоречащие друг другу решения Совнаркома. Возвращению старого подхода способствовал и государственный аппарат. Это только в советских фильмах все должности в народных комиссариатах занимали революционные пролетарии и матросы. На самом деле большинство новых аппаратчиков имели солидный дореволюционный чиновничий стаж.
Ко всему прочему в казне недоставало средств, и госчиновникам установили крайне низкую зарплату, которая редко выплачивалась в полном объеме и в срок и быстро превращалась инфляцией в ничто. Солидные продовольственные пайки выдавались далеко не в каждом ведомстве (особенно в провинции), так что возвращение к повальному взяточничеству стало практически неизбежным.
Ленин метал громы и молнии, обличая взяточников-контрреволюционеров: "Советская власть немало расстреляла уже таких должностных лиц, которые попадались, например, на взяточничестве, и борьба против подобных негодяев будет доведена до конца".
Вождь мирового пролетариата требовал, чтобы взяточников как минимум сажали на десять лет в тюрьму, а затем еще на десять лет отправляли на принудительные работы. Но реалии советского судопроизводства оказались совершенно иными. Когда "на лапу" брали все, включая членов ревтрибуналов, наказания за подобные действия отличались исключительной мягкостью. Уже в мае 1918 года Ленин писал в ЦК: "Прошу поставить на порядок дня вопрос об исключении из партии тех членов, которые, будучи судьями по делу о взяточниках, при доказанной и признанной ими взятке ограничились приговором на полгода тюрьмы. Вместо расстрела взяточников выносить такие издевательски слабые и мягкие приговоры есть поступок позорный для коммуниста и революционера".
Но ничего не менялось и в дальнейшем. Если дела о взятках все-таки доходили до суда, приговоры по ним отличались гуманизмом. Например, в 1924 году Военно-транспортная коллегия Верховного суда СССР рассматривала дело сотрудников Наркомата путей сообщения и руководителей "Мосмета". Эта числившаяся государственной частная контора организовала в 1920 году выгодный бизнес: она проводила ремонт дорог и мостов, используя казенные инструменты и материалы, но получала за это совершенно иные деньги по сравнению со строительными подразделениями НКПС. При этом на объектах подрядчика "Мосмета" Лошинского за гроши трудились рабочие путейского ведомства. Естественно, такие исключительные условия предоставлялись только за взятки.
"Лошинского,— говорил в обвинительной речи прокурор,— поддерживали во всех инстанциях материально им заинтересованные инженеры и ответственные сотрудники НКПС: Калмычин, Ряснянская, Лебедев, Рубан, Майер, Зак... Лошинский увидел Лебедева и Рубана в первый раз в жизни, попросил материалы, ему дали. Лебедев вслед за этим дает ему список на 15 человек с просьбой привезти им продукты. Лошинский с удовольствием привозит. Понятны и дальнейшие услуги, когда Лошинский приезжает на Ташкентскую дорогу, и ему из НКПС шлют все, что он ни попросит. Зная систему Лошинского, можно предположить, что он сам приезжал в НКПС тоже не с пустыми руками, а всегда привозил хотя бы несколько десятков фунтов изюму. Ведь такие советские работники дешево покупаются. В 1921 году Лошинский появляется в НКПС как старый знакомый для получения работы. И Рубан, и Зак, и Лебедев, и Калмычин, и Майер смотрят на вещи просто: откуда бы ни получить, лишь бы получить. Согласие дается, и начинается привоз муки, крупы, посуды, галош, чаю и наливки. Зак исполняет роль каптенармуса. Продукты делятся то у Лебедева на квартире, то у Зака, список дает Лебедев. Дележи производились даже в вагоне и в магазине. Зак, когда ему Лошинский недодал одной пары галош, надоедал ему несколько недель, покуда Лошинский не приказал эту пару галош купить на рынке, чтобы отделаться от Зака. Но ведь не только таким образом можно давать взятки. Самая простая форма взятки — денежная. Я считаю безусловно установленным фактом дачу денег Лошинским и Мусатовым Калмычину через его жену Ряснянскую".
И несмотря на колоссальный ущерб и доказанное взяточничество, обвиняемые получили от года до десяти лет.
Ситуация мало изменилась и после того, как вся власть начала сосредотачиваться в руках Сталина. В конце 1927 — начале 1928 года в уголовно-судебной коллегии Верховного суда СССР слушалось дело хлебного отдела Госбанка СССР. Хлебный во всех смыслах слова отдел появился в Госбанке во времена НЭПа для регулирования рыночных цен на зерно. Через отделения банка на местах он скупал излишки зерна в моменты снижения цен и должен был вмешаться при попытках спекулянтов взвинтить цены на пшеницу, овес и прочие зерновые культуры. Но самое главное: в распоряжении хлебного отдела находилась часть государственных хлебных запасов, которыми он должен был распоряжаться по замыслу Совнаркома рачительно и с умом. Однако в результате все получилось как всегда.
Руководители отдела Телеснин и Поляков в 1925 году нашли общий язык с группой частных предпринимателей, в которую входили братья Штерн, Порец, Раковщик и Гринберг, а также другие комиссионеры и зерноторговцы. Основная схема компаньонов отличалась бесхитростностью и простотой. Хлебный отдел продавал им зерно, предназначенное для кооперативов и госорганизаций, по договору, согласно которому лишь 15% оплаты вносились немедленно, а остальные деньги — в течение 30-45 дней. В результате пшеница или рожь успевали отправиться в глубинку, где продавались госорганизациям со значительной наценкой. После чего компаньоны спокойно вносили недостающие деньги в Госбанк и делили полученную прибыль, не забывая и руководителей хлебного отдела. Доказанная разовая взятка только за одну операцию составила 15 тыс. рублей (для сравнения — небольшой дом на одну семью стоил в Москве 5-8 тысяч). Благодаря разработанной схеме оборот Пореца в 1926 году достиг 2,5 млн рублей.
Однако на суде Телеснин и Поляков настаивали, что на все действия они получали разрешения от вышестоящего руководства вплоть до руководителей Совнаркома. Прокурор доказывал, что обвиняемые вводили в заблуждение высокопоставленных руководителей, но, судя по приговору, правы были хлебные чиновники. Большинство обвиняемых либо оправдали, либо амнистировали. Лишь Телеснина, Полякова, Пореца и Раковщика приговорили к высшей мере наказания, но по амнистии ее заменили десятью годами изоляции от общества. Впрочем, неизвестно, отбыли ли они наказание полностью, ведь на процессе не раз говорилось о том, что подобные преступники выходят на свободу досрочно и вновь занимают ответственные руководящие посты.
"Дело потеряло "политический характер""
После ликвидации НЭПа и частного предпринимательства и даже после начала репрессий изменились лишь схемы хищений и размеры взяток, но не масштабы коррупции. Теперь взятки давались главным образом за то, чтобы вышестоящие товарищи закрывали глаза на хищения социалистической собственности, совершаемые нижестоящими.
В 1940 году по заданию ЦК ВКП(б) прокуратура СССР вместе с республиканскими, областными, военными и транспортными прокуратурами провела тотальную проверку. Результаты оказались ошеломляющими. На железных дорогах грузы пропадали целыми вагонами, а руководство дорог делало вид, что ничего не происходит, и спокойно списывало убытки. В лагерях оказывались лишь мелкие расхитители, попавшиеся случайно. Та же картина наблюдалась и на селе. Мелких правонарушителей наказывали максимально жестоко, а тех, кто своевременно делился с нужными людьми, сажать не собирались:
"Примерами необоснованного привлечения к уголовной ответственности сельско-колхозного актива,— говорилось в отчете о проверке,— могут служить следующие факты. Колхозница Середа была привлечена по ст. 162 п. "г" УК за кражу 250 грамм подсолнуха... Наряду с необоснованным привлечением к уголовной ответственности имеет место проявление бездействия и прямого попустительства явным дезорганизаторам колхозного и совхозного производства. Так, например, в Бутурлиновском районе Воронежской области Бондаренко в 1930 году был подвергнут раскулачиванию, и его имущество было конфисковано. Он пробрался на должность председателя колхоза "Красный Колос", развалил трудовую дисциплину, систематически пьянствовал, растратил колхозные деньги, разбазарил корма, сгноил 400 центнеров ржи, 12 конематок было абортировано, а больше половины конского поголовья было доведено до полного истощения. Несмотря на то, что в его действиях налицо состав преступления, прокуратура не привлекла его к ответственности, ввиду того, что дело потеряло "политический характер", что "он скрылся", а объявлять розыск "нецелесообразно"".
Подобные факты встречались в стране буквально на каждом шагу. Но даже когда информация о злоупотреблениях и коррупции доходила до столицы, реакция оказывалась на удивление спокойной. К примеру, в 1940 году сотрудники крымского санатория "Ореанда" в рамках советской демократии потребовали смены директора, который слишком широко пользовался предоставленным в его управление имуществом. Тот не растерялся и предложил пожить в принадлежащей санаторию трехкомнатной квартире секретарю Ялтинского горкома ВКП(б) Буртову. За проживание с него брали 47 руб. 96 коп., хотя день пребывания в куда меньшем номере санатория стоил не менее 50 руб. Кроме того, секретарь горкома приобрел в санатории на 450 руб. мебель, белье, кухонную и столовую посуду и другие вещи общей стоимостью 1005 руб., о чем работник санатория Сидоренко написал в Москву. При проверке жалобы факты подтвердились. Директора-вора сняли с работы, но больше никак не наказали. А Буртов отделался легким испугом.
"По этому поводу секретарь Крымского обкома ВКП(б) тов. Лещинер,— говорилось в справке по жалобе,— вызвал тов. Буртова, сделал ему указание на неправильное поведение и предложил в ближайшее время освободить принадлежащую санаторию "Ореанда" квартиру".
Пострадал и правдоискатель Сидоренко: проверяющие постановили, что он страдает манией преследования.
"Брал хлеб себе и разрешал брать другим лицам"
Мало что изменилось и во время войны. Более того, местные руководители окончательно утратили всякое чувство меры и стали отбирать и вымогать ценности и продукты. К примеру, в 1943 году в комитет партийного контроля пришла жалоба редакторов газет из Татышлинского района Башкирской АССР. Они писали, что "заместитель председателя райсовета Лутфуллин и районный прокурор Юсупов незаконно берут из колхозов продовольствие, пьянствуют и разбазаривают государственный хлеб. Юсупов, занимаясь самоснабжением, задерживает рассмотрение уголовных дел расхитителей народного добра".
"Уполномоченный КПК по Башкирской АССР тов. Захаров,— говорилось в записке о проверке письма,— проверил это заявление и установил, что факты, указанные тт. Чанышевым и Манаковым, подтвердились. Так, с января по октябрь 1943 года Лутфуллин взял для себя в ряде колхозов 53 пуда хлеба, а Юсупов — 34 пуда. Кроме того, они взяли по 50 кг муки из фонда снабжения семей военнослужащих и эвакуированного населения, снизив норму выдачи хлеба с 400 до 200 г. Лутфуллин брал хлеб себе и разрешал брать другим лицам. Райком знал о преступных действиях Лутфуллина и Юсупова, но мер не принимал".
За доведение эвакуированных сограждан до истощения зампред райсовета и районный прокурор лишь потеряли партбилеты. Ведь сурово наказывали только самых зарвавшихся расхитителей.
"В Данковском пункте Заготзерно Рязанской области,— сообщал в 1944 году Берия Сталину,— вскрыто организованное расхищение и разбазаривание государственных фондов муки и хлеба. Председатель Данковского райисполкома Деев, председатель райпотребсоюза Чурилов, директор пункта Заготзерно Милешкин и районный уполномоченный Наркомзага Котов в течение семи месяцев создавали скрытые запасы хлеба путем дачи завышенных заявок и скрытия переходящих остатков, расхитив таким образом около 300 тонн муки и хлеба... Военный Трибунал войск НКВД Рязанской области приговорил: Милешкина к расстрелу, а Деева, Чурилова и других участников группы к 10 годам лишения свободы".
Если же ущерб оказывался невелик, а занимаемая должность была высока, можно было и вовсе ничего не опасаться. В 1949 году в ЦК пришла анонимка, где говорилось, что заместитель министра строительства предприятий тяжелой индустрии А. Г. Погосов в 1942 году, прилетев в блокадный Ленинград, менял привезенные продукты на еще остававшиеся у ленинградцев ценности.
Для проверки этого тяжкого обвинения вызвали бывших и продолжающих работать сотрудников наркомата. В отчете о проверке говорилось:
"Член ВКП(б) тов. Калинин И. В. (быв. работник Наркомстроя) подтвердил приведенный в заявлении факт обмена тов. Погосовым нормированных продуктов на вещи у населения во время пребывания его в г. Ленинграде. Тов. Калинин сообщил, что тов. Погосов, будучи замнаркома по строительству, в 1942 году вылетал на самолете в Ленинград и брал с собой туда 600 кг нормированных продуктов для раздачи работникам Ленинградского строительного треста. Он сам лично видел, как к остановившемуся в гостинице Погосову часто приходили неизвестные женщины, а после их посещения в номере Погосова появлялись ящики, в одном из них была хрустальная посуда. Возвращаясь в г. Москву, Погосов привез на самолете в упакованных ящиках до 300 кг лично ему принадлежавшего багажа".
Но на этом откровения не закончились.
"Член ВКП(б) тов. Кузьмин А. Е. (быв. заместитель начальника Главспецстроя) сообщил, что в сентябре 1944 года тов. Погосов дал указание принять на работу в Главное управление в качестве начальника отдела снабжения никому не известного в министерстве Гордеева М. Г. Погосов заявлял при этом, что он Гордеева хорошо знает. Приступив к работе, Гордеев сразу же начал заниматься злоупотреблениями: требовал у работников трестов при получении ими на складе промышленных товаров оставлять часть якобы для раздачи их руководству Главка".
Казалось бы, за такое руководитель должен был как минимум получить выговор, если не потерять партбилет и пост. Но Погосов покаялся и написал объяснение, на чем рассмотрение дела и завершилось. И в этом тоже не было ничего странного. Ведь если бы наказали всех нарушителей такого рода, страна могла остаться без большей части управленческого аппарата. Вымогательство подарков и приобретение одежды и продуктов за счет подведомственных организаций превратилось в массовое явление. И это несмотря на то, что все более или менее высокопоставленные аппаратчики снабжались по специальным нормам в спецраспределителях.
"Большая часть товаров распределяется среди руководящих работников"
Из США и Канады пострадавшему советскому народу постоянно присылали огромное количество вещей. Как нетрудно догадаться, самому народу практически ничего не досталось. По складам ходили жены руководителей всех рангов и забирали все более или менее стоящее. В 1946 году генерал-полковник П. И. Батов прислал в Воронеж из оккупированной Германии мебель, бумагу и многое другое, необходимое для восстановления пострадавшего города. Шкафы, столы и кресла поделило между собой городское начальство.
Не менее занимательный случай произошел в Пермской области, именовавшейся тогда Молотовской. Там во время войны руководство треста "Молотовуголь" начало рассылать подарки всем партийным и советским руководителям, от которых зависело благополучие руководства треста и сокрытие недостатков в его работе. К 1 Мая, 7 Ноября и к Новому году каждый из высокопоставленных товарищей получал 10 кг мяса, 4 кг сельди, 1,6 кг икры, 3 кг жиров, 3 кг сметаны, 1 кг кондитерских изделий, 31 банку консервов и 10 кг яблок. Но и этого было мало. Для секретаря Молотовского обкома Хмелевского за 1944 год было сшито на разных предприятиях области 44 вещи, "в том числе 2 детских и 1 дамское пальто, 4 мужских и 1 дамский костюм и 20 пар разной обуви".
Не отставали и руководители других республик и областей. О проверке жалобы из Удмуртии говорилось:
"Заместитель секретаря обкома по оборонной промышленности Рубенчик в течение 1945 и 1946 годов сшил в мастерских города Ижевска 5 пальто, 7 костюмов, 14 платьев и другие вещи. Кроме того, на Сарапульской швейной фабрике (из материалов фабрики) он сшил 3 костюма и пальто. В артели "Освобожденный труд" г. Сарапула — 12 пар обуви. В г. Глазове из ОРСа завода N544 он взял кожаную куртку и отрез драпа, в ОРСе Увинского торфопредприятия получил плащ, на заводе N203 бесплатно взял радиолу стоимостью 4600 рублей".
Но настоящим рекордсменом, причем всесоюзным, стал министр внутренних дел Удмуртской АССР Баранов.
"Баранов,— сообщалось в том же документе,— за 1945-1946 годы только в мастерской спецторга заказал 99 разных вещей, в том числе 18 пальто, 10 костюмов, 27 платьев, 11 сорочек и 5 пар брюк".
Однако и на этом удмуртские руководители не останавливались: "Большая часть товаров, поступающих в республику для свободной продажи населению, в торгующие организации не попадает, а распределяется среди руководящих работников".
В конце концов удмуртский случай, все же сочли вопиющим отклонением от нормы и разбирали в декабре 1946 года на заседании секретариата ЦК. Но если этой мерой руководители партии и правительства пытались хоть как-то осадить зарвавшихся младших коллег, то они опоздали. После войны в стране уже сформировалась слаженная система взяточничества. Ко всему прочему из-за многочисленных постановлений и ведомственных инструкций законодательство окончательно пришло в состояние неотличимое от дореволюционных времен. Так что любой чиновник на своем месте стал царем, богом и воинским начальником в одном лице.
"За деньги продает и покупает все и всех"
Весьма показательный случай произошел в Сочи. Оттуда пришла анонимка о массовых хищениях на местном пивзаводе. Для проверки выехала комиссия, которая первым делом переговорила с местным руководством. Первый секретарь горкома Кривенко мялся и отнекивался. А второй, недавно назначенный Н. И. Воронин, рассказал, что под Новый год обнаружил дома подарок с пивзавода — 10 бутылок пива, литр водки и несколько бутылок фруктовой воды. Воронин утверждал, что собирался вернуть дар, но из-за праздников не смог и раздал бутылки водителям и работникам горкома. А некоторое время спустя собрал у себя совещание директоров предприятий и, как говорилось в отчете комиссии, "предупредил работников о недопущении в дальнейшем привоза подарков на квартиры членов бюро горкома ВКП(б)". Но директор пивзавода Карташева ответила ему: "Николай Иванович, у нас всегда было принято к праздникам посылать руководителям посылки".
Проверяющие оценили ущерб от хищений в значительную для того времени сумму — 200 тыс. рублей. Комиссии также удалось выяснить, как стало возможным это ничем не прикрытое воровство:
"Как установлено проверкой, значительное количество пива и водки без оплаты отпускалось городским работникам МВД и милиции. Начальник отдела борьбы с хищениями социалистической собственности Сочинского городского МВД тов. Кияшко сам признает, что в 1946-1947 годах он получил с пивзавода без оплаты: пива 160-180 бутылок и 6-10 литров водки. В своем объяснении по этому поводу он написал, что 100-120 бутылок пива и 3-6 литров водки им было отвезено начальнику городского МВД тов. Иванову и его заместителям".
Причем одаривались не только местные руководители. С пивзавода бесплатно отправлялись продукты отдыхавшей в Сочи "семье начальника главка пивобезалкогольной продукции Министерства вкусовой промышленности РСФСР тов. Киричека". А в январе 1947 года Карташева отправила нужным сотрудникам министерства в Москву больше ста килограммов цитрусовых.
Но самое любопытное, что Карташеву и ее зама Бронникову решили привлечь только к партийной ответственности. Комиссия не предлагала их судить или исключать из партии.
В дальнейшем менялось только одно — росли размеры хищений и взяток. Смерть Сталина, скорее всего, была здесь ни при чем. Страна, пусть и медленно, восстанавливалась после войны и богатела, и в процессе общего роста благосостояния руководящие работники, как обычно, хотели быть впереди всех. Еще одним новшеством стало то, что перестали рассматривать анонимки о взятках и даже от подписанных писем зачастую просто отмахивались. В 1958 году в обзорах писем, поступивших в ЦК КПСС, говорилось:
"Заведующая лабораторией тов. Зубенко А. П. пишет: "На пивоваренном заводе им. Бадаева последней ревизией было установлено крупное хищение продукции на сумму 40 млн рублей. Однако начальник Управления промышленности продовольственных товаров Московского горсовнархоза тов. Клеменчук вместо привлечения к судебной ответственности расхитителей государственной собственности — главного пивовара тов. Киричека и главного инженера тов. Гончарова — всячески выгораживает этих лиц, затягивает дополнительную ревизию и таким образом предоставляет им возможность спрятать концы и договориться между собою. Характерным является тот факт, что тов. Клеменчук старается искусственно преуменьшить размер недостачи: в своих докладах и выводах он упоминает сумму только 3 млн рублей. Среди работников Управления промышленности продовольственных товаров Мосгорсовнархоза существует круговая порука, при которой преступники скрываются, а лица, пытающиеся их разоблачить, выгоняются с работы"".
"Группа торговых работников г. Москвы,— говорилось в другом обзоре,— сообщает о крупных махинациях и взяточничестве в Управлении Мосресторантрестом. Они пишут, что "управляющий Мосресторантрестом Акопов Г. Х. за деньги продает и покупает все и всех, связан преступными делами со всеми директорами московских ресторанов, которые под его началом занимаются злоупотреблениями и взяточничеством. Акопов берет крупные взятки с директоров ресторанов и продает должности "своим" людям. Достаточно указать на тот факт, что Акопов получает от каждого директора ресторана "пошлину" в сумме от 5 до 10 тыс. рублей ежемесячно. За назначение на должность директора ресторана он получил: с Карева — ресторан "Гранд-отель" — 20 тыс. рублей, с Прокофьева Г. П. — ресторан "Украина" — 25 тыс. рублей, с Платонова — ресторан "Ленинград" — 15 тыс. рублей, с Дроздова — ресторан "Прага" — 15 тыс. рублей, причем Дроздов обязался выплачивать ему по 7 тыс. рублей ежемесячно. В проведении всех жульнических махинаций Акопову оказывается помощь работниками ОБХС в лице главного уполномоченного Синилова, который за скрытие преступлений получил от Акопова денежные взятки в общей сумме 30 тыс. рублей и всегда предупреждает последнего о посещении того или иного ресторана сотрудниками ОБХС. Такая "взаимная помощь" управляющего трестом ресторанов и представителя ОБХС дает возможность директорам ресторанов безнаказанно совершать преступные дела". В письме указывается, что "Акопов в частных разговорах ссылается на то, что его везде поддерживает и отстаивает работник аппарата ЦК КПСС Семичев Сергей. Акопов втерся в доверие и стал вхож к министру торговли тов. Павлову"".
Потом были многомиллионные хищения и взятки брежневских времен и показательные порки коррупционеров-чиновников и торгашей-расхитителей короткой андроповской эпохи. Но по существу ничего не менялось. Шанс все изменить теоретически был у команды Ельцина. Но, как водится, в госаппарате оказалось невозможно обойтись без чиновников старой школы. Так что все вернулось в прежнюю колею. И не выберется из нее никогда.
ПР СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ