Гастроли классическая музыка
Отмечать свой 126-й день рождения, который совпадает с Первомаем, Берлинский филармонический оркестр приехал в Большой зал Московской консерватории. На концерт как на праздник сходила ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
Берлинцы уже бывали в России, первый раз еще с Гербертом фон Караяном. Последний раз они приезжали с маэстро Клаудио Аббадо. И тогда производили немножко даже устрашающее впечатление великолепно отлаженной машины. Но оркестр меняется, как и его город, знаменитым символом которого он является. Горячей берлинской темой, кстати, сейчас является вопрос о том, что такое "немецкий звук" и сохранился ли он — просто долгое время "немецкое" в Германии было табуированным понятием. Тем не менее в оркестре сложно не обнаружить идеальной слаженности, отменных инструментов и отменных инструменталистов — некоторые из них сами по себе являются знаменитыми музыкантами (скажем, флейтист Эммануэль Паю) — и как-то невероятно выстроенного баланса, который позволяет расслышать каждую оркестровую группу даже при самом громком tutti.
Сейчас в игре оркестра нет ничего машинообразного. Несмотря на свое 126-летие, он молод и горяч — только держись. Во время игры он весь так и ходит ходуном, потому что музыканты не сидят чинными истуканами, как это привычно нашему глазу, а каждый выкладывается по полной программе и с обезоруживающей непосредственностью. С той же непосредственностью весь оркестр в перерыве между частями сделал долгую паузу, задрал головы и весело наблюдал за опоздавшими и рассаживающимися в амфитеатре аборигенами. Концерт, транслирующийся на всю Европу (эту традицию первомайских телевыступлений в разных городах мира оркестр учредил вскоре после падения Берлинской стены) начинался в непривычно раннее для Москвы время — в час дня.
Оркестр показал себя на этом "деньрожденном" концерте в разных стилях и разных качествах, в том числе проаккомпанировав приглашенному по такому случаю Вадиму Репину Первый скрипичный концерт Макса Бруха. Аккомпанемент, продемонстрировавший умение оркестра моментально уходить на второй план и столь же моментально оттуда возвращаться, оказался таким же мастерским, как и сольная партия. Но все же Скрипичный концерт скорее был приятным интермеццо между двумя главными событиями программы — Симфонией в трех частях Игоря Стравинского и Седьмой симфонией Людвига ван Бетховена.
Сложно сказать, что было ярче (хотя стоячую овацию зал устроил все же после Бетховена). Оба композитора являются фирменными блюдами британца сэра Саймона Рэттла, уже пять лет возглавляющего Берлинский оркестр и, безусловно, сильно влияющего на его нынешний имидж. Один из самых популярных, обаятельных, харизматичных и современных, как ни парадоксально звучит это определение по отношению к нашему современнику, дирижеров мира впервые выступил в Москве.
Начать свою дебютную московскую программу с русского композитора Стравинского — это только на первый взгляд кажется вызовом. На самом деле господин Рэттл — один из лучших интерпретаторов этой музыки, осуществивший с ней самые разнообразные акции (от телелекций до танцевального проекта на музыку "Весны священной" с участием подростков из спальных районов). Ощущение ритма, его мельчайших градаций и изменений, которое так важно в Стравинском, для дирижера является органичной составляющей. После его исполнения симфонии пришлось признать, что играть у нас этого композитора, увы, не умеют (исключение можно сделать для раннего, русского периода Стравинского, который беспроигрышно выходит у Валерия Гергиева).
Бетховен Саймона Рэттла — это тоже специальная история, можно сказать, "новый берлинский Бетховен". Маэстро много играет его со своим оркестром, да так, что, кажется, он не деликатно зашел, а стремительно забежал на священную территорию австро-немецкой классики. Трудно даже было предположить, сколько открытой страсти можно обнаружить в этом рациональном гении. Безо всякого намека на модный аутентизм дирижер наполнил Седьмую симфонию романтическим драйвом. Закончилась она настоящим шквалом, в котором уже непонятно было, кто кого удерживал в рамках приличия, оркестр дирижера или наоборот. Но было понятно, что дирижер и оркестр друг друга стоят.