Оправдание тирании
Всесилие верховной власти, иначе называемое тиранией, является естественным продолжением некомпетентного и неконкурентоспособного общества, считает писатель Сергей Болмат*.
Логика тирании проста — в основе ее лежит солидарность.
Допустим, что население одной отдельно взятой страны с трудом справляется с мировой конкуренцией. Плохо работает, иными словами — производство неэффективно, специалисты некомпетентны, работники ленивы. Что делать такому населению?
Понятно, что поодиночке граждане этой страны пропадут. Пытаясь по отдельности заработать себе на жизнь на свободном и открытом рынке, они понемногу перемрут с голоду. Единственный шанс выжить у плохих работников — это держаться сообща. В массе у них есть шанс.
Так возникает протекционизм — толпа добивается того, чего никогда не смогут получить единицы. Толпы неквалифицированных работников, не будучи в состоянии доставить себе средства к существованию, силой утверждают свое право на жизнь. Слабости производства они компенсируют боеспособностью. Военная машина худо-бедно обеспечивает то, чего не удается достичь трудом. Милитаризованная толпа организуется, становится государством, нацией, страной. Государство, в свою очередь, проводит в жизнь определенную национальную политику, направленную на защиту интересов этой толпы.
Все искусство дипломатии сводится к тому, чтобы шантаж и вымогательство беспомощной толпы представить в виде мощной и последовательной государственной политики. На криминальном жаргоне это называется "держать базар". Продолжение такой политики за рамками дипломатии — это война, грабеж и захват территорий.
Поэтому плохим работникам всегда требуется для жизни большая и постоянно увеличивающаяся страна. Настоящему специалисту время для работы необходимо куда больше, чем пространство. Территориальные захваты всегда были признаком низкой производительности труда. Экспансия такого рода не имеет ничего общего с добровольной конфедерацией отдельных самостоятельных стран: речь не идет о кооперации, речь идет о захвате добычи.
Аппарат подавления конкуренции, в свою очередь, эффективно работает только в условиях жесткой дисциплины, централизации власти и командного стиля управления. Поэтому армия становится единственно приемлемой моделью отсталого государства, его основным жизненным принципом. По-военному консолидированные структуры пронизывают все общество — от правительства до детского сада, иначе такая страна обречена на вымирание.
Независимо от государственного устройства такое общество неизменно тяготеет к военизированной унификации. В нем можно проводить свободные выборы, устраивать парламент и разделение властей, изобретать прогрессивное законодательство и содержать свободную прессу — результатом всегда будет присутствие в аппарате управления силовых структур. Отсталое производство неизбежно гибнет в условиях свободного рынка. Для его выживания необходим знакомый любому советскому школьнику ГМК — государственно-монополистический капитализм: слияние отсталого производства и агрессивного правительства, экономическая структура полувоенного образца. Иными словами — диктатура пролетариата.
Беда не в том, что такое слияние и такая диктатура могут быть очень мощным инструментом политического и экономического давления. Гораздо хуже то, что все эти процессы вызывают неизбежную ответную реакцию в обществах, чье благополучие было основано не на угрозах и насилии, а на свободной конкуренции способностей и намерений. Относительно свободные страны не любят авторитарные государства не столько потому, что те угнетают свое собственное население, но главным образом по причине неизбежного проникновения диктатуры даже в самые благоустроенные пределы. Необходимость адекватной реакции на экспансию малоэффективного труда порождает консолидацию власти в тех обществах, где еще недавно процветали традиции свободы и открытости. Так милитаризация одной отдельно взятой страны исподволь заражает постепенно весь мир. В ленинские времена это называлось "микробом коммунизма".
С другой стороны, диктатура необходима ленивому и необразованному производителю не только для того, чтобы защищать свои интересы на внешнем рынке, но и для того чтобы поддерживать хоть какую-нибудь видимость работоспособности на рынке внутреннем. Без черствых пряников и болезненных кнутов, без жесткой вертикали власти, которая при случае может очень даже ощутимо огреть по бокам заспанного лежебоку, страна с низкой производительностью труда неизбежно вырождается в заповедник олигофренов, наркоманов, алкоголиков. Тирания в данном случае — это не античная прихоть наследственного или узурпированного правления, которую имел в виду Паскаль, говоривший, что любая власть, не возникшая из множества,— это тирания. Сегодняшняя тирания — это как раз тирания множеств, ужаснувшая Эдмунда Берка еще во времена французского революционного террора; это необходимая защитная мера толпы перед лицом собственной беспомощности. В конечном счете общество делегирует тирану остатки своей коллективной воли к существованию, зная, что в противном случае у него нет ни малейших шансов на выживание.
Таким образом, тирания выгодна плохим работникам и плохим гражданам. Она выгодна философам, путающим семантику и семиотику, и строителям, не способным пристыковать пол к стене. Она в абсолютно равной степени выгодна представителям власти, обирающим на улице случайно подвернувшихся прохожих, и дизайнерам, не умеющим правильно подобрать один цвет к другому. Она выгодна литературным критикам, не читающим на иностранных языках, и барменам, не знающим, что такое грязный мартини. Эта тирания одинаково хорошо обслуживает хамоватую работницу авиакомпании, кинооператора, снявшего корявый кадр, тупого продавца, искусствоведа, ничего не слышавшего про Франческо Клементе, врача, забывшего пинцет в животе у пациента, слесаря, после которого отремонтированный водопровод снова ломается через два дня, архитектора, копирующего картинки из журналов, и поэта, не отличающего александрину от гекзаметра.
Иными словами — если вы не знаете, как правильно — "Вновь я посетил" или "Вот я вновь посетил", то вы поддерживаете тиранию — даже несмотря на то, что на последних выборах вы голосовали за СПС. Если вы издатель, который полгода не может выплатить гонорар своему автору, то вы поддерживаете тиранию, даже если журнал, который вы издаете, от начала до конца проникнут духом свободомыслия. Если вы не умеете пользоваться электронной почтой, то вы поддерживаете тиранию, несмотря на ваше участие в "Марше несогласных". Если у вас нет собственного мнения по поводу независимости Косово или по поводу вашего же собственного подоходного налога, то вы поддерживаете тиранию гораздо энергичнее, чем протестуете против нее в компании друзей.
Это только кажется, что все тяготы тирании сосредоточены в политике. Нет ничего удобнее для незадачливого обывателя, как протестовать против политических эксцессов власти, которую он активно поддерживает самим своим существованием. Так, кухонный борец за свободу угодливо поддакивает издевающейся над ним паспортистке. Он усердно заискивает перед своим непроспавшимся начальником и отчаянно критикует правительство после работы. Жена этого "карбонария" боится слово сказать своему мужу и проклинает за это недемократичные выборы. В местном отделении банка пламенный инсургент униженно выполняет любые, самые абсурдные требования ничего не понимающей в своем деле операционистки, а в компании друзей он возмущается условиями содержания заключенных. Скажите, если вы согласны на то, что с вами обращаются как с назойливым дебилом двадцатилетние столичные девушки, которых выбирают одну из трех-четырех сотен, то почему же вы считаете, что с осужденными должны иначе обращаться люди, которые не умеют читать и которые сами, возможно, в недалеком прошлом сидели за решеткой? Почему вы считаете, что жить вы должны как во Франции, если работаете вы как в Либерии? Раз за разом мы убеждаемся в том, что наша персональная квалификация никуда не годится, любая — от академика до дворника, и раз за разом мы протестуем против авторитарной власти, которая одна только и помогает выжить в современном мире людям с низкой квалификацией. Одной рукой мы строим тиранию, а другой пытаемся ее расшатать.
Тоталитаризм — вещь неизбежная и даже необходимая в некомпетентном обществе. Проблема, тем не менее, заключается в том, что некомпетентность в данном случае — это определяющее свойство не только масс, но и руководства. Администрация по необходимости централизованного общества не более компетентна и работоспособна, чем его рядовые граждане. Более того, естественный отбор выдвигает на руководящие посты самых оборотистых, энергичных, решительных и бесстрашных. Взглянув на своих лидеров, вы можете удостовериться в том, как выглядят самые предприимчивые из вас, самые ответственные и ловкие.
Если после этого вы все еще не уехали куда глаза глядят, то имейте в виду: некомпетентное руководство склонно к простым решениям. Самым простым способом поддержания уровня жизни для него являются, как уже было сказано, грабеж, экспансия, война, мародерство. Если территориальная экспансия невозможна, то войну государство начинает вести с собственными гражданами при помощи национализации, экспроприации, налогов, штрафов и поборов, слияния чиновничества и производства, разных способов присвоения и перераспределения капитала. Любая война связана с насилием, и не нужно удивляться тому, что если насилие это невозможно направить вовне, то присутствие его в повседневной жизни с каждым днем заметно увеличивается.
Единственное средство борьбы с тиранией — это протест. Самый неэффективный способ протеста в данном случае — это политическая борьба. В условиях некомпетентного общества любая организация инфицирована насилием и тиранией. Любая партия в такой ситуации — это точно такая же сугубо авторитарная организация некомпетентных производителей, как и всякая другая форма коллективности и протекционизма.
Куда более эффективен — и куда более проблематичен — протест против собственной ограниченности, неспособности, личной неквалифицированности. Легко выступить на митинге, но трудно выучить иностранный язык. Легко подписать коллективную петицию, но гораздо сложнее писать толковый блог. Легко участвовать в демонстрации, особенно если погода хорошая, но гораздо труднее не поддаваться гипнозу коллективизма и всякий раз заново определять свою гражданскую позицию. Очень непросто сохранить индивидуальность в тех краях, где плохая работа неизбежно цементирует авторитарное общество массовой пропагандой. Легко добиться справедливости в интернете и очень трудно — в споре с владельцем вашей квартиры.
Тем не менее именно эти скромные личные достижения шаг за шагом упраздняют тиранию, делают ее ненужной куда более последовательно, чем любой организованный протест. Степень демократичности общества зависит не от послушного следования рецептам, а от того, как много в этом обществе собственно демоса, то есть народа, способного к самоорганизации, к кооперации и в конечном счете к самосовершенствованию. Демократия — это политическая репрезентация именно такого народа, а не населения вообще, и до тех пор пока его нет, не может быть никакой политической соревновательности, открытости и подлинной гражданственности. На их месте всегда будет борьба за власть централизованных коллективистских формирований. Как говорил Джордж Бернард Шоу, революции никогда не облегчают гнет тирании, они только перекладывают его на другие плечи.
Банально, конечно, но лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идет за них на бой. Каждый день, а не только тогда, когда прикажут. На бой с собственной ленью и тупостью, а не с абстрактными угнетателями. Не на площадях, а в офисах, коровниках и квартирах. Не с огнестрельным оружием в руках, а с книгой, лэптопом, гаечным ключом. Небольшое это усилие куда радикальнее меняет мир, чем все Киотские протоколы и концерты в пользу Африки вместе взятые.
*Размышления Сергея Болмата о том, что такое измена в условиях диктатуры, читайте в N32 "Власти" за 2007 год.