Премьера опера
Вторая и последняя оперная премьера сезона в Большом ожидалась с особыми надеждами. И название одно из самых любимых, и за пультом прославленный маэстро Юрий Темирканов, и постановщик — классик английской авангардной режиссуры Дэвид Паунтни. Как непросто все это срасталось, наблюдала ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
У этой постановки сложная история. Первоначально ее должен был делать дирижер Марис Янсонс, но потом отказался, и ровно в день премьеры "Кармен" в Большом знаменитый европейский маэстро провел концертное исполнение этой же оперы в родном Петербурге с консерваторской молодежью.
В Москве же за пульт встал его питерский коллега Юрий Темирканов. Безусловно, его присутствие придало звучанию оркестра теплоты, живости и тонкости. Некоторые фрагменты очаровывали очень личным, неформальным и при этом мастерским исполнением. Но и сырость тоже чувствовалась. До музыкального совершенства было, увы, далеко, особенно когда оркестру приходилось согласовывать свои действия с более чем одним певцом на сцене. Это тем более обидно, если учесть, что хор Большого в последнее время очень похорошел, а на главные партии были набраны сильные солисты.
Ударный, первый состав собрали из почти только приглашенных западных специалистов, среди которых главной была, собственно, сама Кармен — болгарка Надя Крастева, где только не спевшая уже эту партию. Ничего не скажешь — что-либо более "карменистое" и представить себе невозможно: южная внешность, опасная женственность, роскошный грудной голос, которым она не всегда идеально интонирует при пении, зато очень смачно разговаривает. Последнее обстоятельство было совсем немаловажным — впервые в Большом опера шла в оригинальной, давно уже принятой во всем мире авторской версии с разговорными диалогами (а не с речитативами, сочиненными уже после смерти композитора его другом Эрнестом Гиро в целях популяризации сочинения). И убедительные, будто подслушанные на каком-нибудь жарком рынке реплики главной героини избавили эту затею от частой в таких случаях натужности.
Оба кавалера Кармен тоже были импортные — не слишком яркий американский тенор Жерар Пауэрс в роли Хозе и более убедительный в роли Эскамильо Александр Виноградов, один из лучших молодых русских басов, работающих на Западе. От Большого театра очень достойным образом в этой компании сияла Екатерина Щербаченко, чей свежий голос и трогательный облик идеально подошли для роли Микаэлы.
Вот в первом действии перед мужчинами дефилируют фальшивые, модельного вида работницы табачной фабрики, выходящие на неожиданно выдвигающийся из этой фабрики подиум (сценограф Роберт Иннес-Хопкинс). По мысли режиссера, свободолюбивая Кармен — яростный борец с этой фальшью. Но вскоре она же сама, неизвестно почему, на нее и покупается — когда очаровывается карикатурным Эскамильо. Он ведет себя под стать Элвису Пресли и тонет в море еще более карикатурных поклонниц, как одна одетых в розовое (художник по костюмам Мари-Жан Лекка),— действие спектакля происходит в эпоху сексуальной, а заодно и рекламной революций.
Вот Хозе — поначалу скучный интеллигент с книжкой в руках, потом — закомплексованный истерик, как-то уж очень беспомощно приканчивающий свою неверную возлюбленную и заслуженно получающий на последних тактах пулю в затылок. Но вместе с тем именно с участием этого убогого персонажа получается самая искренняя сцена — когда Кармен обольщает его своими кастаньетами. В финале неожиданной новостью оформления оказывается изрядное количество роскошных плазменных телевизоров, по которым бедные работницы фабрики, не имеющие денег на покупку билета на корриду (именно так это объясняет режиссер), смотрят выступление своего идола Эскамильо. Оттуда же он признается Кармен в любви.
Существенным вкладом господина Темирканова в общую премьерную атмосферу был его невыход на поклоны — ситуация почти скандальная. Ничего другого, кроме как отношения маэстро к проекту, в который он попал не совсем по своей воле, тут не прочитывалось. Режиссер спектакля действительно был приглашен задолго до господина Темирканова.
Дэвид Паунтни — уважаемый английский постановщик с огромным, более чем тридцатилетним послужным списком. Его имя — определенная гарантия качества и моды. Когда-то, в начале перестройки, его вердиевский "Макбет", показанный на гастролях Английской национальной оперы, перевернул российские представления о том, как можно ставить оперные спектакли. Сейчас все выглядит несколько иначе. Полуголыми красавицами, которыми господин Паунтни заселил кабачок Лильяса Пастьи, уже никого не удивить. Зато смущает простодушная хореография развлекательного шоу, то и дело проникающего в постановку, а также общее ощущение случайности, эпизодичности и недодуманности.