Последняя королева

комментирует Сергей Ходнев

Сразу стоит сказать, что все сколько-нибудь существенные для мифа о Марии-Антуанетте предметы на выставке есть. Даже, вот сюрприз, печально известное благодаря многочисленным романистам бриллиантовое ожерелье, погубившее репутацию французской королевы,— правда, не в подлиннике (подлинник был распродан по камушкам), а в виде современного воспроизведения. Впрочем, надо сказать, что на протяжении нескольких месяцев, пока готовилась экспозиция, публику и особенно искусствоведов интриговало то, как эти предметы будут поданы. Самые смелые ожидания не обманулись — пригласив в качестве дизайнера выставки канадского оперного режиссера Роберта Карсена, ее кураторы сумели превратить "Марию-Антуанетту" в настоящий музейный спектакль. По жанру он, учитывая трагичность финала биографии главной героини, слегка отдает мелодрамой. Впрочем, такая тональность оптимально подходит для того, чтобы сделать подлинно интересную выставку об этой персоне. Потому что без этой коллизии между внешним искусствоведческим бесстрастием и внутренним — несмотря ни на что — сочувствием фигурой Марии-Антуанетты сложно увлечься. Все увлечения на ее счет как-то слишком давно пережиты; за вычетом романтизации остается личность, конечно, незаурядная, но очень уж понятная и объяснимая.

Была девочка по имени Мария-Антония-Йозефа-Иоганна, один из плодов многодетного брака Марии-Терезии Габсбургской и императора Франца I Стефана Лотарингского. Четырнадцати лет избалованную принцессу отдали замуж за слегка аутичного мямлю по имени Луи-Огюст, которого угораздило быть дофином Франции. Дедушка дофина, эпически распутный Людовик XV, умер от оспы, и эти двое стали королем Людовиком XVI и королевой Марией-Антуанеттой (так, на слегка легкомысленный манер, юную эрцгерцогиню стали звать во Франции). Королевская жизнь молодой монархине была если и сахаром, то несколько кисловатым. Заплесневелый уклад версальского этикета; нескорый разумом супруг; бессовестное политиканство, скрытое под вычурной церемонностью; ощущение одиночества посреди неприветливой, в общем-то, придворной толпы (галуны, кружева, парики и пудра поверх немытых телес) и ничтожные шансы на приватность. Обиды любой нынешней звезды шоу-бизнеса на папарацци и желтую прессу — чепуха по сравнению с беспардонным общественным интересом к интимным делам тогдашних коронованных особ. Ну а как иначе? Счастливой возможности назначать себе преемников у королей не было, приходилось этих преемников творить самым естественным образом. У Марии-Антуанетты с Людовиком XVI естественный образ действий поначалу не заладился — так об этом во всех физиологических подробностях оживленно судачила вся Европа. А когда брак все-таки был консумирован (выражение-то какое), когда королева понесла на восьмом году супружества, рожать ей пришлось опять же публично.

Вот и вынуждена она была от всего этого бежать. В двусмысленные отношения с приближенными дамами и сердечную дружбу с высокопоставленными чичисбеями. В неумеренную карточную игру до самого утра и в лукулловы пиршества. В театральные спектакли и спектакли бытовые — со строительством образцово-показательной молочной фермы, с притворно простым бытом Малого Трианона — ее резиденции, пейзанскими нарядами из драгоценных тканей. Собственно, все это не ахти какие открытия: широкой аудитории эту причудливую и на самом деле чудовищно мотовскую жизнь Мадам Дефицит (как прозвало "австриячку" злоязычное простонародье) показал во всей красе относительно недавний фильм Софии Копполы.

Ругать королеву за погубившее ее в конце концов легкомыслие странно. Она ведь, вопреки напропалую чернившим ее до самой смерти антимонархическим памфлетам, вовсе не была развратным чудовищем, воплощением безнравственности. Скорее, просто недалекой и испорченной принцессой. Вот, например, сделанная по ее заказу фарфоровая чаша для молока, натуралистично изображающая женскую грудь (по известной легенде моделью для этого изделия послужили перси самой королевы); выглядит она не столько атрибутом бесстыдства, сколько глуповатой пошлостью, старательно подделывающейся под изящество принятых художественных мод.

Величие Марии-Антуанетты действительно обнаруживается только в том, как старательно она играла свою роль — роль королевы. Играла на официальных церемониях, на интимных пирушках, во время революционных событий (когда в ней ненадолго проснулась кровь Габсбургов), во время судебного процесса, наконец, в последний день своей жизни — когда ее, ужасающе постаревшую прежде времени (если верить рисунку, который приписывается Давиду), но сохраняющую царственное достоинство, вывели на эшафот. В общем, именно последней королевой — со всеми старорежимными обертонами этого звания, восторженными и ругательными,— ей и было суждено стать. После нее были, конечно, по всем правилам коронованные мещанки, чиновницы и генеральши, но королев среди них быть уже не могло.

Париж / по 30 июня