В номинации "Лучший зарубежный спектакль" премия "Золотая маска" была вручена показанной на Чеховском фестивале прошлого года "Обратной стороне Луны" (см. "Ъ" от 5 июля 2007 года). Автор спектакля РОБЕР ЛЕПАЖ из-за репетиций своей новой постановки не смог лично приехать за наградой. Но ответил на вопросы РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— Как вы вообще относитесь к наградам? Они нужны?
— Награды очень важны. Конечно, многое зависит от контекста — от чьего имени она вручается, каким образом определяется победитель и т. д. Честно говоря, в обычные номинации за лучшую мужскую или женскую роль или за лучшую роль второго плана я не очень-то верю. Но в той награде, которую мне выпала честь получить, существенно то, что она подчеркивает важность диалога, важность встречи с чужой театральной культурой, возможность чужое принять, обрадоваться ему и оценить по достоинству. Сам знак награды, статуэтка там, диплом или что-то еще, не имеет для меня большого значения. Значение имеет только общение, которое и приводит иногда к признанию.
— Вы уже, должно быть, привыкли к признанию?
— Не хотелось бы попусту хвастаться, но я в жизни получал много наград. И каждый раз они оказывались поводом для новых вопросов самому себе, для новых встреч и новых проектов. Это не соревнование. Кстати, в театре награды гораздо важнее, чем в кино, поскольку само театральное событие эфемерно и приз — один из способов зафиксировать в зрительской памяти то или иное сильное впечатление.
— Вы сказали "не соревнование". Но это лишь в вашем случае. Большинство номинаций "Золотой маски" как раз конкурсные. Возможно ли, на ваш взгляд, сравнивать произведения искусства между собой?
— Я думаю, возможно. Дело, повторяю, не в том, чтобы назвать что-то лучшим или худшим, а в том, чтобы подумать о месте театра в сегодняшнем мире.
— Ваши спектакли, особенно "Обратная сторона Луны", как раз и вызвали в России у зрителей и профессионалов театра размышления о так называемом новом гуманизме современного театра. О том, что острота, радикальность и оригинальность театральной формы не обязательно связаны с модной темой насилия.
— Я ничего не имею против того, чтобы театр показывал насилие: современный мир действительно полон им, и сцена отражает это положение дел. Но мне кажется, что проблема насилия в театре — плод каких-то интеллектуальных, умозрительных стремлений. Кто-то довольно остроумно заметил, что Авиньонский фестиваль в последние годы перестал быть местом встречи зрителя и театра и превратился в место встречи режиссеров и критиков. Это относится не только к Авиньону, и это весьма опасно. Зрителям альянс критиков и режиссеров не слишком интересен. Мне кажется, что режиссеры должны искать оригинальный и в то же время простой способ говорить со сцены об универсальных проблемах бытия, что довольно непросто. Вот у меня через несколько дней будет премьера нового спектакля "Синий дракон"...
— Из-за него вы и не смогли приехать в Москву?
— Именно. Это спектакль о современном Китае. И если начать делать какие-то прямые декларации о ситуации в стране, о ее парадоксах и о трагедии Тибета, то зритель такого подхода не оценит. Поэтому я рассказываю о Китае через какие-то очень простые ситуации и простые характеры. По-моему, это гораздо более человечно, чем рассуждать о проблемах насилия вообще.
— Прошел почти год со времени ваших первых гастролей в России, где вы показали четыре своих спектакля. Были ли эти гастроли особенными, отличными от других, которые вы проводите по всему миру?
— Разумеется. Не нужно объяснять, как много значит русская театральная культура для всего мира. К сожалению, доступ к ней во времена Советского Союза был почти закрыт железным занавесом. И всегда на Западе были специалисты по русской культуре, которые претендовали на то, что очень глубоко знают вашу страну. Но я испытал шок в прошлом году. Да, многое из того, чему нас учили про Россию, оказалось верным. Но в то же время я увидел очень современную, очень динамичную жизнь. Я говорю не про политические проблемы, а про человеческое измерение: я был просто поражен, насколько точно и глубоко я был понят людьми совсем другой культуры, очень далекой от канадской. Для меня это был огромный урок того, как люди в мире все больше и больше становятся связаны в каком-то высшем, космическом смысле. Хотел бы, пользуясь случаем, выразить восхищение Чеховским фестивалем, его руководителем Валерием Шадриным и работой всей команды.
— Я знаю, что вы готовите сейчас спектакль на русском языке. Что это за проект?
— Это спектакль на музыку Игоря Стравинского. Кстати, я недавно поставил оперу Стравинского "Похождения повесы", но она идет на английском языке. В первой части спектакля, о котором вы спрашиваете, прозвучит вокальный цикл Стравинского, во второй — музыкальная сказка "Байка про Лису", произведение, тесно связанное с русским фольклором. Многие солисты будут русскими, и петь все будут, разумеется, по-русски. Но русскость спектакля окажется с азиатским акцентом: я хочу использовать и таиландский театр теней, и интереснейший вьетнамский традиционный кукольный театр, в котором актеры плавают под водой, а куклы скользят по поверхности, и еще русский цирк. В общем, увлекательная затея. Надеюсь, будет возможность показать спектакль и в России.