выставка
В выставочном зале Государственной Третьяковской галереи в Толмачах открылась выставка "Николай Мамонтов. Сны пилигрима", подготовленная ГТГ совместно с фондом "Старые годы". Произведения художника, не только забытого, но, казалось бы, невозможного в отечественном искусстве середины прошлого века, рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Художника Николая Мамонтова фонд "Старые годы" обнаружил почти случайно — как своего рода "побочный продукт" исследования творчества другого забытого персонажа русского авангарда — Виктора Уфимцева, чья выставка прошла в Толмачах полгода назад. Как и Уфимцев, Николай Мамонтов (1898-1964) родился и начинал свою художественную карьеру в Омске и входил в местную авангардистскую группу "Червонная тройка", названную по аналогии со столичным "Бубновым валетом" и появившуюся не без влияния омских гастролей Давида Бурлюка.
Впрочем, судя по всему, куда большее влияние на молодого художника оказал не Давид Бурлюк, а Александр Вертинский, выступавший в Омске примерно в то же время — в конце 1910-х годов. Рассказывают, что еще на выставке "Червонной тройки" художник выставил портрет дамы, подписанный строчкой Вертинского — "И снится мне, в притонах Сан-Франциско лиловый негр вам подает манто". Примерно такой же "притон" представляет и выставленная в Толмачах картина 1919 года "Ночное кафе", написанная в стилистике, напоминающей скорее мирискусников, чем бубнововалетцев: на ней можно рассмотреть негра в цилиндре, пары, кружащиеся в свете китайских фонариков, дам в перьях и кружевах, собравшихся вокруг бутылки шампанского, и прочие атрибуты красивой жизни. И даже обучение в московском Вхутемасе, куда он поступил в 1921 году, не вытравило у Мамонтова пристрастие к декадентской романтике. А в 1924 году художник и вовсе уезжает от революционного искусства куда подальше — в Италию.
В Россию он вернулся в 1932 году — и оказался здесь явно неуместен. Вплоть до своей смерти в 1964 году он вел почти невидимое существование, занимаясь более или менее случайной работой: декоратор во Владимире, художник трудовой воспитательной колонии в Покрове, художник дома культуры в Москве. На выставке в Толмачах удалось собрать работы художника, написанные как в России, до и после возвращения, так и в Италии — свои холсты Мамонтов привез с собой.
Искусство Николая Мамонтова решительно не хочет иметь ничего общего с реальностью. На протяжении всей своей жизни Николай Мамонтов продолжал рисовать все тот же воображаемый романтический мир, напоминающий песни Вертинского или поэзию символистов, которой он увлекался в юности. Какие-то подлинные впечатления о дальних странах можно узнать разве что в "Арабской свадьбе" и "Носильщиках в Триполи" начала 1930-х — Николай Мамонтов и правда побывал в Ливии, бывшей тогда итальянской колонией. Впрочем, реальное путешествие растворяется в некой условной, но куда более заманчивой экзотике. Точно так же реальный Самарканд, в котором вместе с Виктором Уфимцевым побывал еще до отъезда в Италию, претворился в бесконечные ориентальные мотивы в духе "Тысячи и одной ночи", которые Николай Мамонтов продолжает рисовать многие годы.
Он рисовал цирк и корриду, пиратов и разбойников, русалок и бродящих по затерянному миру динозавров. А в "Раю", который Николай Мамонтов пишет в 1950-е годы, нашлось место и для многокрылых ангелов и летающих китов, фламинго и птеродактилей, мамонтов, пантер и самого художника с мольбертом, возле которого стоит стакан, вечно наполняющийся из парящей в воздухе неиссякаемой бутыли.
Николая Мамонтова невозможно поместить ни в какой мыслимый контекст. Многие его полотна не могут не вызвать ассоциации с Нико Пиросмани или Анри Руссо (хотя неизвестно, был ли Мамонтов знаком с их творчеством), но это явно не настоящее наивное искусство — обладающий утонченной техникой художник явно сознательно выбрал и сконструировал свой причудливый стиль. Придуманный художником мир — не столько декадентский, сколько чистосердечно сказочный, подростковый, мальчишеский, напоминающий разом и Николая Гумилева, и Жюля Верна. Многие не вписывающиеся в официоз отечественные художники, вплоть до нонконформистов и представителей левого МОСХа, не прочь были укрыться от реальности. Но обустроить вымышленный мир с таким изощренным простодушием и сбежать в него от всех привычных форм взрослого искусства удалось только Николаю Мамонтову.