комментирует Григорий Дашевский
За последние годы все посетители книжных магазинов овладели языком заглавий. Есть честные названия, понятные и ребенку,— "Динамит пахнет ладаном" или "И все-таки я люблю. Жизнь продолжается". Есть заглавия, говорящие не о содержании книги, а только об ее адресате,— "Больно.ru. Разорванное небо" или "В стиле different". Эта смесь латиницы и кириллицы обращена к якобы подросткам, которые якобы пропадают в интернете, где якобы так и пишут (алфавитной смеси приписывают такую волшебную силу, что в ход идет даже старомодная медицинская латынь — и появляется название "Белая горячка. Delirium Tremens"). Тем же условным подросткам, но уже агрессивным, а не сытым, адресованы заглавия со всяческими "анти" — "Антилузер" или "Антиглянец", но они на глазах теряют силу.
Будущие бестселлеры мы узнаем по однословным заглавиям — "Нефть" или "Там", "Сумерки" или "Немец". Правда, если у автора громкое имя, одиночное заглавное слово будет нарочито скромным — "Заплыв" или "Асфальт". Такая простота позволена только обладателям большого символического капитала: "Хочу назвать книгу "Нос"".— "Не дорос ты еще до таких заглавий, назовем "Прощай, нос" или "Носless"".
И чем систематичнее и подробнее язык заглавий, чем яснее его грамматика, тем сильнее у читателя чувство, что этим языком с ним разговаривают не авторы, а издательства; что заглавие из составного элемента авторского замысла превратилось в составной элемент рекламной кампании. Речь, разумеется, не о том, кто на самом деле придумывает заглавия (название "Секс. Delete", вполне возможно, явилось Юлии Лемеш в ночном озарении, а о названии "Сердце — одинокий охотник" мы точно знаем, что его роману Карсон Маккалерс действительно дало издательство), а о том, чей голос — автора или издателя — слышит в заглавии читатель.
У книги есть два полюса: книга целиком авторская — от замысла до шрифта — вроде книг футуристов и сегодняшнего бук-арта и книга целиком издательская, где даже имена автора и персонажей — создание и собственность издательства, как во многих современных книжных проектах. В какой-то точке между этими полюсами расположена просто книга, как ее представляет наше читательское сознание. Вот как раз у этой просто книги заглавие на наших глазах и переходит от автора к издателю.
За последние два века заглавие приросло к книге, стало ее лицом. Теперь это лицо становится чужим, отслаивается. Это процесс болезненный и с неизвестным результатом. Может быть, книга вернется в досовременную ситуацию, когда лицом книги было не заглавие, а зачин и название ей доставалось не от автора, а от библиографа, владельца, издателя и походило не на лицо, а на маску, часто топорную (и действительно, за нынешними заглавиями при всем их современном шике или минимализме всегда слышится что-то вроде "Страха и ужаса исполненная и неизреченного удивления достойная гистория"), и современные авторы снова выучатся писать первую фразу, а читатели будут знать, что не в заглавии, а в зачине нужно искать лицо книги. А может быть, книга научится жить с чужим лицом, а автор с читателем привыкнут и к такой жизни.