Выставка живопись
В Корпусе Бенуа Русского музея открылась выставка Бориса Шаманова — неприметного живописца 1960-70-х. АННА Ъ-МАТВЕЕВА рассматривала холсты художника с точки зрения не искусства, а истории.
Как ни грустно это звучит, не умри народный художник СССР Борис Шаманов чуть больше месяца назад, вряд ли Русский музей подумал бы сделать его персональную выставку. Но художник скончался 1 марта — и музей спешно подготовил крошечную выставку его работ: 14 картин, оперативно вынутых из запасников музея, плюс один холст, принадлежащий семье художника: "Портрет жены". Борис Шаманов — художник даже не второго, а третьего ряда советской живописи 1960-70-х годов, что, впрочем, не делает его плохим. Он — рядовой хороший живописец (можно ли придумать более оскорбительную эпитафию?). Он никогда не выбивался из строя: сидел себе в деревне, писал пейзажи с избушками и портреты близких. Этакий даосский мудрец-затворник, познающий истину мира, не выходя за собственный плетень.
Для того чтобы найти в шамановских натюрмортах с ромашками хоть что-то интересное, нужно обладать наметанным глазом. Смотреть между тем есть на что. Вклад всей истории искусства первой половины ХХ века в живопись Бориса Шаманова тем интереснее, чем незаметнее и тоньше: на первый взгляд, Шаманов — типичный советский живописец, но если присмотреться, наружу вылезают и осведомленность о модернистских течениях, и заинтересованность совсем "несоветскими" темами. "Портрет отца" притягивает взгляд и мощной брутальностью, тяжеловесностью мужского образа, и специфическим стилем, не слишком настойчиво, но напрямую отсылающим к русскому футуризму и кубизму.
Рядом два больших холста, на которых счастливые (но почему-то невеселые) дети резвятся на фоне сельских просторов: "Качели" и "Утро". Если судить только по сюжету, то и выдержанные в ослепительно-голубых тонах "Качели", и свежайшее, прозрачно-розовое "Утро" — не более чем сервильный гимн самой сентиментальной теме советской эпохи: теме невозвратного безоблачного детства. Однако эти два холста говорят сами за себя: вне всякого сомнения, их автор исследовал цветовые и световые основания живописи, лишь маскируясь под певца государства рабочих и крестьян, и тонкости колорита в обеих картинах явно интересовали его неизмеримо больше, чем счастливое детство советских школьников. Эти две картины — наш советский Пикассо в миниатюре: голубой и розовый.
И тут же — два холста, которые смотрятся на удивление противоречиво: написанные на рубеже 1960-х и 1970-х "Старая икона" и "Свеча на окне". На прекрасном, очень качественно (и снова с аллюзиями на сезаннизм и кубизм) выписанном фоне — многократно опошленные "символы духовности": икона в окладе и сусально-открыточная горящая свечка. С точки зрения вечности — толстые намеки на тонкую религиозную проблематику напрочь все портят. С точки зрения истории — свидетельствуют о наивной интеллигентской вере шестидесятников в грядущее духовное возрождение России, впоследствии породившей и не такие чудовища пошлости.
Борис Шаманов, сам того не зная, стал летописцем своей эпохи, свидетелем официальной художественной жизни 1960-70-х, ее борьбы за собственную историю и ее боязни каждого "Тсс!" со стороны обкомов и горкомов. В этом смысле его искусство более показательно, чем холсты и коллажи непримиримых нонконформистов. И как исторический документ — незаменимо.