"Асфальт"

Евгений Гришковец. "Асфальт"

Евгений Гришковец — человек очень обаятельный. Это чувствуется, даже когда его показывают по телевизору. Те же, кто видел Гришковца вживую, попадают под действие его обаяния неизбежно и надолго. Так вот эта человеческая обаятельность автора чувствуется в его произведении — в длинном романе "Асфальт". (Честно говоря, слишком длинном — всего в толстеньком кирпичике асфальтового, соответственно, цвета 572 страницы, а закончиться все очень даже комфортно могло бы на 348-й, там даже подходящие слова для концовки имеются.)

Скорее всего, роман получился таким длинным просто потому, что автору очень нравилось его писать. Он сам в этом с легкостью признается: "Когда ты работаешь над книгой, ты кристально прекрасен — это счастье. Несчастье, когда заканчивается работа. Это очень плохо. До этого ты был человеком с замыслом, а тут живешь без замысла. Как жить-то?"

Это чувство собственной кристальной прекрасности, которое владело автором, пока он писал "Асфальт", ощущается в тексте и вообще-то является его основным достоинством. За которое — при желании — можно простить эту самую длинность, бледность чуть ли не всех характеров, кроме как главного героя, и нагромождение довольно сбивчивых диалогов.

Кроме этого всего имеется, правда, замысел. Тот самый, жить без которого закончившему роман Евгению Гришковцу стало так трудно. Он состоит вот в чем: в начале романа главный герой — московский предприниматель средней руки родом из Архангельска, занимающийся производством дорожных знаков и берущий подряды на нанесение дорожной разметки,— узнает, что подруга его юности повесилась. Он начинает ужасно страдать, корить себя, вспоминать всякое, с ним по ходу этих страданий происходят самые разнообразные вещи. Но к концу повествования ему уже лучше, и текст заканчивается оптимистической фразой: "Мы еще нарисуем полоски на асфальте". Все. Никакой особой тайны, да и вообще никакого, в сущности, развития событий. Единственная наклевывающаяся в конце книги интрига, от разрешения которой читатель с облегчением ждет если не смертоубийства, так хотя бы мордобития, комически разрешается ничем, пшиком, впустую потраченными нервными клетками — как оно в жизни чаще всего и бывает.

"Асфальт" — книга про то, как человек, всегда смотревший наружу, вовне, вдруг обращает взгляд внутрь себя и, как водится, ужасается. Смерть подруги становится для главного героя толчком к переоценке вообще жизненных и собственных душевных ценностей. Ни к чему кардинальному эта самая переоценка не приводит — Миша не уходит в монастырь, не уезжает в глушь, не бросает ни семью, ни работу. Просто он теперь немножко другой человек.

Женщина, смерть которой так перебаламутила героя "Асфальта",— старая дева, старшая сестра однокурсника, приютившая некогда немосквича Мишу в московской неизбежно профессорской квартире. Она стала наставницей и одновременно наперсницей молодого жильца и вот сейчас — в возрасте 49 лет — тихо повесилась в ванной. И вот она, эта Юля, главная неудача романа. Сам Гришковец с готовностью признается, что женские образы для него абсолютно новое дело и что именно из-за того, что ему нужно было написать женщин, работа над текстом шла очень долго. Но усидчивость, как видно, не помогла, и все дамы в романе получились какие-то среднеарифметические. Что достойная жена главного героя Аня, что его распрекрасная немолодая секретарша Валентина, что его демоническая подруга Соня. Но это бы ладно: жена должна быть терпеливой, пожилая секретарша — понимающей, а 30-летняя разведенка — взбалмошной. С покойной Юлей проблема не в ходульности — проблема в том, что этой героиней Евгений Гришковец хотел сказать очень много, а не вышло сказать практически ничего.

Хотя и ходульности Юле не занимать. "Юля знала черт знает сколько всего. Она постоянно что-то читала. Если не говорила по телефону, не беседовала с Володей или Мишей, если была дома, то обязательно курила и читала книгу или газету. Еду она не готовила никогда. Зато кофе варила она много и часто, варила на газовой плите. Кофе у нее всегда сбегал, потому что она либо говорила по телефону, либо беседовала, либо читала". Еще у нее была куча самых разнообразных связей, она беспрерывно всем помогала и любила песню со словами: "Так здравствуй, поседевшая любовь моя!" В общем, вроде бы такая типичная представительница действительно вымирающей формации интеллигентских теток советского образца.

Только эти тетки были не такие. В том смысле, что из гришковцовского описания совсем не видно, какие они были. То, что вышло у автора "Асфальта",— просто перечисление признаков, пусть узнаваемых, но в настоящего человека никак не складывающихся.

Столкновение — взаимодополнение и взаимоотталкивание — двух главных персонажей, живого Миши и мертвой Юли, вроде бы должно составлять внутренний сюжет романа. Он — герой сегодняшнего дня, всегда готовый идти на компромисс, такой благополучный, вроде бы хороший, но по-настоящему любить не умеющий. Она — героиня той эпохи, которая называется советской. Не то чтобы самоотверженная, а просто по определению живущая для других и всегда умеющая отличить главное от неглавного.

Если бы такое столкновение у Евгения Гришковца получилось, то "Асфальт" мог бы стать редким образцом современного русского романа со смыслом. Ну а так особого смысла в нем нет — но обаяние имеется.

Марти Леймбах. "Дэниэл молчит"

Роман "Дэниэл молчит" — единственное примечательное произведение автора сентиментальных любовных историй Марти Леймбах. В его основе реальная история из жизни писательницы. Когда сыну Леймбах было три с половиной года, ему поставили диагноз "аутизм". Десять лет она боролась с болезнью, а потом написала беллетризованное пособие для несчастных родителей, что делать, если медицина вынесла ребенку такой страшный вердикт.

"Дэниэл", впрочем, вовсе не нон-фикшн, а художественное произведение. Более того, нигде в русском издании — ни в предисловии, ни на обложке — не сказано, что Леймбах описывает события, пережитые ею на собственном опыте. А ведь это могло бы создать ей огромный кредит доверия среди собратьев по несчастью. Мы читаем историю преуспевающей американки Мелани, живущей в Лондоне с совершенно картинным мужем — высоким богатым любящим красавцем — и двумя очаровательными детьми. Страниц сто эта счастливая женщина тратит на то, чтобы понять, что с ее ребенком, который за первые три года своей жизни так и не произнес ни слова, что-то не так, получить от врачей страшный диагноз и впасть в отчаяние. После сюжет делает резкий поворот: любящий муж требует отдать ребенка в интернат, а не добившись согласия жены, уходит из семьи и даже перестает давать деньги на врачей. Мелани даже не пытается его удержать, ей не до него. Постепенно распродавая столовое серебро, она неустанно занимается с ребенком и приучает себя к мысли, что ее сын никогда не будет окончательно здоров. Ее усилия оказываются вознаграждены двояко. Во-первых, к концу романа Дэниэл уже умеет показывать пальцем и связно излагать свои желания. А во-вторых, на последних страницах сюжет круто, но предсказуемо поворачивает еще раз: среди врачей, к которым героиня водит сына, конечно, встречается и тот, кто готов любить ее и ее детей такими, какие они есть.

Все эти сюжетные виражи роман ничуть не красят, но Леймбах во что бы то ни стало хочет убедить своих читателей (читательниц, подруг по несчастью), что даже с больными детьми женщины могут быть счастливы и любимы. А что об этом думают сами дети-аутисты, мы не узнаем: они обычно немногословны.

Олег Нестеров. "Юбка"

Солист группы "Мегаполис" и продюсер Олег Нестеров никогда не скрывал своей германофилии — вспомнить хотя бы самую известную его песню "Karl-Marks-Stadt", перепетый по-немецки советский шлягер "Ландыши". Книга, написанная Нестеровым, тоже про Германию.

Действие происходит в 1937-1938 годах. Четыре молодых архитектора, друзья Лени Рифеншталь, работают над макетом немецкой столицы будущего — города Germania. А в свободное от работы время, по ночам, играют музыку, экспериментируют со звуком, придумывают подключить гитару к электричеству и изобретают рок. Правда, достоянием широкой общественности они его не делают, предоставляя возможность фанатеть лишь нескольким посвященным, в том числе и Лени Рифеншталь, которой "с очевидной ясностью пришла мысль, что в мире не существует неправильных нот и аккордов. Ей даже показалось, что еще немного — и она вдруг в одночасье поймет какой-то древний язык".

Про рок рассказывают Гитлеру, тот заходит в гости к Лени и страшно впечатляется увиденным и услышанным. По ходу дела, глядя на юбку Лени Рифеншталь, даже придумывает название новому явлению — Der Rock ("Юбка").

Книга Олега Нестерова, несмотря на такой удивительный сюжет и такое название, ни в коем случае не пародия. В ней и заканчивается все не очень хорошо, и много всяких душераздирающих подробностей. Отдельно стоит отметить один из тезисов, с которым Нестеров выступает в "Юбке". По его мнению, эффект, который производит на людей рок-музыка, практически равноценен эффекту, который производил своими публичными выступлениями Гитлер. Это воздействие, которое оказывается не словами и вложенным в них смыслом, а чем-то совсем другим. И с этой точки зрения лидер нацистской Германии для него в чем-то является первым рок-героем. Довольно неожиданная идея даже с учетом германофилии ее уважаемого автора.