Выставка
Пафосная выставка, посвященная последней королеве Франции Марии-Антуанетте, открылась в залах парижского Гран-Пале. Организаторы не без основания надеются, что их детище посетит не менее 250 тыс. зрителей. Из Парижа — СУРИЯ Ъ-САДЕКОВА.
Казалось бы, недавний фильм Софии Копполы исчерпал тему, да и 250-летний юбилей казненной королевы состоялся уже три года назад, однако очередная экспозиция вновь воспламенила тлевшую искру любви к королеве. Страну обуяла повальная мария-антуанеттамания. Франция не может жаловаться на отсутствие в ее истории заметных женских персонажей. Однако, как ни парадоксально, страна, веками воспевающая женщин и женственность, может гордиться главным образом дамами интеллектуальными. Например, мадам Рекамье или Симоной де Бовуар. Даже Коко Шанель, несмотря на профессию, обладала, скорее, мужским характером. Франция отчаянно искала в своей истории женский персонаж, похожий на принцессу Диану или на монакскую княгиню Грейс. Не найдя ничего в истории недавней, решили из Марии-Антуанетты слепить образ не понятой обществом жертвы. Именно этот тезис и служит основной идеей эпохальной выставки.
Собранные воедино предметы, принадлежащие королеве или созданные по ее заказу, множество ее портретов — от детских до тех, что были написаны за несколько часов до казни, равно как портреты ее матери, братьев, сестер, подруг, мужа,— все это изобилие позволяет составить свое суждение о противоречивой личности первой дамы королевства. Сегодня, когда тема первой леди государства во Франции обсуждается всеми и повсюду, от домашних обедов до научных кругов, выставка, рассказывающая о влиянии этой вроде бы второстепенной политической фигуры на историю целой страны, оказалась как нельзя кстати.
Выставка была долгожданной. Зрителя к ней готовили несколько месяцев. И публика, и искусствоведы особенно интересовались, как в пространство, не имеющее никакого отношения к XVIII столетию, впишут старинные экспонаты. Загадкой была и драматургия будущей выставки. Ведь обычный музейный подход: вот тапочки великого человека, вот его кровать, а вот записная книжка — мог бы превратить этот проект в скучнейшее времяпрепровождение. "Мария-Антуанетта" оказалась не просто выставкой, а выставкой-спектаклем. Неудивительно, что для постановки понадобился настоящий театральный деятель. Выбор пал на канадского оперного постановщика Роберта Карсена. Он на время оторвался от постановок вагнеровского "Тангейзера" в Парижской опере и моцартовского "Митридата" в Брюсселе и посвятил себя работе музейного сценографа. Результат ошеломляет.
Обычное хронологическое повествование сравнимо лишь с чтением увлекательного романа. Только вместо книги зритель попадает внутрь действия и становится его участником. Никакой реконструкции интерьеров — лишь театральная условность. Сначала анфилада комнат венского дворца, рассказ о детстве будущей королевы. Затем действие перекидывается в Версаль, куда попадает 15-летняя девочка-подросток. Ее первые годы жизни при дворе. Апофеоз первого действия из трех актов: Мария-Антуанетта — королева. Она занимает место первой дамы королевства. Получает все мыслимые удовольствия, воплощает в жизнь все желания и одновременно тяготится этим, желая вести самую обычную, но не лишенную прелести люкса жизнь.
Как и положено хорошему спектаклю, в самом захватывающем месте повествование обрывается. Антракт. Зрителя из залов, обитых любимым королевой голубым цветом, блещущих роскошью, ослепляющих дорогим фарфором, завораживающих элегантной мебелью, вдохновляющих музыкой Глюка, заставляют спуститься этажом ниже. Там тишина. Стены покрыты простым черным хлопком. Два экспоната: колье, погубившее окончательно королеву, и феерической работы шкаф, где австриячка хранила все свои драгоценности. Затем следуют лишь карикатуры, карикатуры, карикатуры. Ими сопровождалось правление Людовика XVI.
И, наконец, финал — камера Тампля. Прикроватная тумба из обычного орехового дерева (такие до сих пор можно в изобилии найти на любой провинциальной барахолке). Последняя рубашка, в которой королева взошла на эшафот. Несколько предсмертных портретов усталой, постаревшей женщины, цвет ее кожи уже не смог бы удивить ни одного художника, как до того вдохновлял Элизабет Виже-Лебрен. Спектакль оканчивается реалистическим макетом гильотины. Зрители льют слезы. Занавес.