Концерт классика
Российский национальный оркестр сыграл программу из поздних сочинений Густава Малера. Худрук коллектива и его главный дирижер Михаил Плетнев избрал для концерта Девятую симфонию, а также редко исполняемый вокальный цикл "Песни об умерших детях". Солировала в нем приглашенная зарубежная дива, меццо-сопрано Шарлотта Эллекант. Малеровские шедевры в консерватории слушала ЕЛЕНА Ъ-ЧИШКОВСКАЯ.
Московский дебют титулованной шведки, славящейся как раз своими интерпретациями вокальной лирики Малера, обещал стать главным открытием этого вечера. Но Михаил Плетнев расставил собственные акценты, заставив публику в очередной раз поразиться нестандартности его музыкального мышления. Монографические программы и даже целые циклы стали своего рода "визитной карточкой" Плетнева-дирижера. В освоении самых разнообразных симфонических партитур музыкант был нетороплив и последователен, начав с любимых и наиболее органичных для себя авторов — Бетховена и Чайковского.
Постепенно репертуарный портфель господина Плетнева пополнился и сочинениями других композиторов, по каждому из которых маэстро сдавал своего рода публичный экзамен в виде отдельной тщательно продуманной концертной программы. В каждом из таких вечеров обязательным был принцип контраста, в соответствии с которым ранние опусы соседствовали с поздними, мало кем исполняемые редкости — с хрестоматийными "шлягерами". В случае с Малером монументальную Девятую симфонию оттенила прозрачная камерность вокального цикла "Песни об умерших детях" на стихи Фридриха Рюккерта.
Услышать цикл "живьем" удается не часто. Среди певцов он не пользуется особой любовью (как известно, через несколько лет после создания "Песен" у композитора умерла дочь, поэтому суеверные артисты петь их не стремятся). К тому же от вокалиста здесь требуется не только многочасовая кропотливая работа. Шарлотта Эллекант показала себя вполне "малеровской" исполнительницей, предложив драматическую, полную прочувствованной скорби интерпретацию цикла, настроению которого очень подошел матовый тембр ее подвижного меццо.
Жаль только, что певицей госпожа Эллекант оказалась исключительно камерной и, вероятно, превосходно звучащей в записи. Но в условиях живого концертного исполнения при всех достоинствах ее голосу не хватало силы и мощи. А потому продуманные нюансы и любовно отделанные детали слишком часто пропадали втуне — их было попросту не слышно, отчего цикл вызвал лишь вежливые дежурные аплодисменты.
Тем сильнее было впечатление от Девятой симфонии, которую композитор писал, думая о скорой смерти и полагая, что именно она будет последней (так, собственно, и вышло, поскольку Десятую он завершить не успел). Начать играть симфонического Малера именно с Девятой, минуя "подготовительные курсы" в виде Второй или Пятой симфоний, казалось делом безнадежно провальным, но в случае с Михаилом Плетневым такой выбор для малеровского дебюта оказался оправданным.
С первых же звуков начального Andante было очевидно, что для дирижера эта симфония стала чем-то вроде творческого итога, многолетний путь к которому лежал через симфонизм Бетховена, Чайковского, Шостаковича и многих других — предшественников и последователей Малера. В величественной музыкальной мозаике "последних симфоний", создаваемой Михаилом Плетневым вместе с Российским национальным оркестром на протяжении последнего десятилетия, грандиозное звуковое полотно Малера, длившееся почти полтора часа, естественным образом стало кульминационной точкой, вершиной. Что сделало абсолютно понятным и то, почему была избрана именно эта симфония, и то, почему так долго маэстро шел к творчеству венского композитора, не торопясь осваивать его раньше срока.
Масштаб, цельность и глубина происходившего действа убеждали в том, что время Малера для Михаила Плетнева пришло. И можно лишь надеяться, что остальные симфонии в том же исполнении не заставят себя долго ждать.