Концерт классическая музыка
Два вечера подряд в Светлановском зале Дома музыки выступал знаменитый британский пианист Джон Лилл. Вместе с Национальным филармоническим оркестром России под управлением Владимира Спивакова он представил публике все концерты для фортепиано с оркестром Бетховена. Первые три из пяти концертов слушал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Джон Лилл относительно регулярно выступает в России еще с 1970 года, когда он завоевал на тогдашнем конкурсе имени Чайковского первую премию. У себя на родине, в Британии, он слывет одним из национальных достояний в области фортепианного искусства, ну а всемирная аудитория в целом знает его хотя бы благодаря записям. Среди которых именно музыке Бетховена отводится особо значительное место.
Сразу можно сказать, что представленная в этот раз интерпретация бетховенских концертов в очень большой степени именно его персональная интерпретация: его воля и его вкус казались в ней определяющими. Владимир Спиваков охотно и с корректностью шел навстречу солисту (в том, что касается темпов, например), да и Национальный филармонический оркестр держался по-джентльменски выдержанно, тактично, ни в коей мере не споря с пианистом. Оркестру это не помешало сыграть концерты интересно, пластично, с неожиданно камерной отчетливостью и аккуратностью; пианисту же это позволило предельно сконцентрироваться на "своем" Бетховене и подать его с такой не то что камерностью, а даже интимностью, как будто речь идет не о концертах с оркестром, а о сонатах (да и то не всяких).
Темпы, выбранные им, по меньшей мере сдержанны. В медленных частях концертов сдержанность оборачивалась такой тянущейся, разреженной плавностью, что впору было немного опасаться за оркестр: не заторопится ли, в качестве полуосознанной реакции, не потеряет ли форму — но нет, справились, и очень притом профессионально. Создавалось впечатление, что именно эти средние части и являются для Джона Лилла чем-то самым важным в бетховенских концертах. Он, конечно, может мастерски показать в нужных местах подчеркнутую экспрессивность, ликующую или грозную, но запоминающимся, пронзительным это красноречие на повышенных тонах не получается. Другое дело эти largo и adagio с тончайшим, шепотным пианиссимо, созерцательностью — немного кабинетной, немного профессорской — и деликатной меланхолией (с ней, пожалуй, всерьез).
Романтики десятилетиями отшлифовывали грандиозный образ Бетховена-титана, эсхиловского Прометея, бунтаря-сверхчеловека и разрушителя канонов. Потом, в ХХ веке, "вспомнили" про то, что по крайней мере формально он прописан во вполне определенной эпохе венской классики, и стали пресловутое бунтарство рисовать не в сегодняшних категориях, а через музыкальный опыт XVIII столетия. То, что делает Джон Лилл, не вписывается ни в одну тенденцию, ни в другую. Его Бетховен предельно камерный, но ни для каких исторических игр не подходящий, композитор, живущий в том же дне, что и исполнитель. Но при этом в его музыке помимо титанической бронзы вырисовано такое количество совершенно субъективных интонаций (то переусложненных, то задушевно простых), какое не каждой историко-исследовательской работе будет под силу обнаружить.