Глаз вопиющего

приглашает Андрей Плахов

Кинопрограмма нынешней "Французской весны в Украине" не очень богата событиями — в ней всего четыре фильма, но эту аскетичность, безусловно, компенсирует включение в афишу одной из лучших мировых лент последнего времени — "Скафандра и бабочки" Джулиана Шнабеля. Кино это камерное, лишенное больших социальных амбиций, но зато настолько виртуозно исполненное, что в наш век компьютерных чудес заставляет говорить о режиссуре как о почти забытой рукодельной профессии. Многое объясняет тот факт, что сам Шнабель еще и знаменитый художник, за свои поп-артовские инсталляции удостаивавшийся лестных сравнений с самим Энди Уорхолом. Уорхол, кстати, тоже увлекался кино, хотя его экспериментальные фильмы вряд ли в состоянии осилить хоть один нормальный кинозритель. Шнабель же, наоборот, дебютировав байопиком об авангардистском художнике "Баския" (1996), быстро переметнулся в мейнстрим. Его вторая картина "Пока не наступит ночь" (2000), поставленная по автобиографии высланного с Кубы по указанию Кастро поэта-диссидента и гомосексуалиста Рейнальдо Аренаса, попала в конкурс Венецианского кинофестиваля, а сыгравший в ней главную роль Хавьер Бардем получил там приз как лучший актер. Прошло семь лет. Бардем за это время стал звездой, сыграв, в частности, прикованного к постели беднягу, борющегося за право на эвтаназию, у Алехандро Аменабара в фильме "Море внутри". Джулиан Шнабель продолжал жить со своей женой в Сан-Себастьяне и потешать публику хулиганскими выходками. Наконец он опять сделал кино — тоже об инвалиде, тоже по автобиографической книге, только вместо Бардема и уже утвержденного Джонни Деппа в итоге взял на главную роль француза Матье Амальрика. Точное попадание: не факт, что испанская или голливудская звезда затмили бы этого невзрачного француза с харизмой, обеспечившей ему роль противника Джеймса Бонда в грядущей серии бондианы.

Основное действие "Скафандра и бабочки" почти целиком разыгрывается на больничной койке. Герой — издатель журнала Elle Жан-Доминик Боби, типичный фрукт из мира гламура, хотя и гетеросексуал — становится жертвой внезапного инсульта, разбившего его за рулем новенького кабриолета. Выйдя через две недели из комы, он видит нависшую над ним женскую грудь и прелестное лицо. Из всех частей его тела двигаться способен только левый глаз. Он и становится инструментом общения: моргая при нужной букве алфавита, который начитывает медсестра, Жан-Доминик учится складывать слова. Ему предстоит пройти долгий путь, в результате которого он станет намного чище и лучше, чем был до болезни. Ему удастся оживить свой мозг, испытать радость жизни и написать о своем опыте пронзительную книгу. Эта книга, собственно, и послужила основой сценария.

В фильме Джулиана Шнабеля поражают две взаимосвязанные вещи. Первая как бы техническая. Рецензенты уже уподобили взгляд камеры Януша Каминского (оператор Стивена Спилберга) классическому киноглазу Дзиги Вертова и современной "вебке", будто бы установленной внутри телесного скафандра героя и позволяющей ему общаться с миром в самых невообразимых ракурсах. В том-то и дело, что этот прием не формален, а чрезвычайно человечен: ведь для любого из нас глаз — в сущности, кинокамера, а ухо — микрофон. У героя Шнабеля они повреждены, и потому фильм превращается в подобие немого или раннего звукового кино, гораздо более изобретательного и экономного в средствах, чем нынешнее. Второй удар по современному, исполненному пессимизмом кинематографу художник-хулиган Шнабель наносит с эмоциональной стороны. Он прекрасно умеет выцедить слезу, тем более что в этой задаче ему ассистирует сам Макс фон Сюдов в роли разбитого Альцгеймером отца героя. Он жмет на эротическую клавишу, окружая Жан-Доминика сонмом жен, любовниц и медработниц с модельной внешностью и ангельскими сердцами. Он, наконец, заставляет героя заново почувствовать уникальность жизни — прекрасной до последнего моргания глаза, до последнего трепыхания бабочки в душе, до последнего образа, запечатленного нашей внутренней кинокамерой.

"Украина" / 9 апреля