Нас всегда занимало, что о нас — о России, о СССР, снова о России — думают иностранцы. Разумеется, иностранцы западные.
Гости-чужестранцы начали писать нелицеприятные отзывы о Московии в XVI веке, однако про публикации эти московиты не знали. Во враждебности Запада у нас никогда не сомневались (еще Сигизмунд Герберштейн описывал маниакальную московскую шпиономанию), однако обижаться на Запад мы начали лишь с того момента, как захотели Западом стать.
Когда в 1705 году в гамбургском "Меркурии" напечатали нечто некомплиментарное о России, Петр I "прогневался и на коммерцию гамбургскую наложил негодование". Значит, отслеживал. И при всей любви этого государя к иностранцам принцип его здесь был крутенек: "Ежели впредь кто об России предосудительное что-либо напечатает, тот не только изгнан будет из города и уезда, но и телесно накажется; доносителю же дается вознаграждение". Так с тех пор и повелось. Матушка Екатерина, даром что сама немка, сетовала: "Нет народа, о котором было бы выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, как народ русский".
Власти, допустим, по статусу положено думать об имидже страны. Однако заметим, что и партикулярный дворянин вроде Пушкина болезненно интересовался мнением чужеземца о своей стране. Дадим знаменитую, затертую до дыр пушкинскую цитату в ее контексте. Речь о письме из Михайловского к Петру Вяземскому от 27 мая 1826 года по случаю приезда француза Ансело: "Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда — при англичанах дурачим Василья Львовича; пред M-me de Stael заставляем Милорадовича отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Все это попадает в его журнал и печатается в Европе — это мерзко. Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России?" Текст сумбурный, но примечательный. Сначала у Пушкина оказываемся виноваты мы (то есть, конечно, сам поэт, явно приводящий три примера из собственной биографии), а потом несчастный путешественник, имевший недостаточно тонкости понять, что ни одному ругательному слову русского о России нельзя верить, что это все юродство. Но самое неожиданное — это завершение патриотического пассажа: чувствуя, что образованный русский не может ни вполне объединиться со своей страной, ни вполне от нее дистанцироваться, Пушкин делает вывод, что единственный выход тут — эмиграция.
Но почему же русскому человеку, этому, по словам Пушкина, "вечному предмету невежественной клеветы писателей иностранных", при выяснении отношений с собственной родиной все равно столь важно мнение "клеветников"? Ведь априори понятно, что иностранец смотрит однобоко, понимает мало, всегда неудовлетворителен, притом иногда злонамеренно, и однако ж все образованное русское общество затаив дыхание ждет выхода книги Ансело, как до этого ревниво читало мемуар де Сталь, как потом будет обсуждать книгу де Кюстина. Все дело в том, что русский образованный класс, сделанный по европейскому лекалу, жил в европейской системе координат и сквозь нее же смотрел на собственную страну — но до конца по этому пути отчуждения русский человек тоже не мог пойти. В глазах начинало двоиться, голова кружилась, национальная почва уходила из-под ног.
И в этом смысле ничего не изменилось до сих пор. Возьмем модельный пример с мало кому известным в собственной стране маркизом де Кюстином, который стал настоящим проклятием русского самосознания, хотя пробыл в России всего полтора месяца в 1839 году. История возмущений, запретов, опровержений, пересказов и переводов этой книги составляет захватывающее повествование. Вспомним реакцию Александра Герцена: "Книга Кюстина действует на меня как пытка, как камень, привешенный к груди... И тягостно оттого, что чувствуешь страшную правду, и досадно, что чужой дотронулся до больного места". Кюстином зачитывались по всей стране. "Я не знаю ни одного приличного дома, где бы не нашлось сочинения Кюстина о России, которое было запрещено специальным приказом Николая",— пишет Герцен. "Книга... произвела здесь эффект и хотя, естественно, строго запрещена, однако весь аристократический круг ее прочел, а кто и не прочел, не сознается в том",— вторит Модест Корф (цитирую по интереснейшей статье В. А. Мильчиной). Забавно, что Петр Вяземский, считавший, что "они не умеют смотреть на Россию, а мы ее показать", написавший разгромный отзыв даже на книгу вышеупомянутого благонамеренного Ансело, размахнулся своим перуном и на де Кюстина, но тут как на грех вышел высочайший указ "О дополнительных правилах на выдачу заграничных паспортов", и ставший невыездным Вяземский понял, что, как ни ругай Россию, все будет мало!
Чтение книг, написанных иностранцами, критически глядящими на нашу страну, составляло одно из мазохистских развлечений либеральной советской интеллигенции 1970-х годов. Разумеется, восторженные дурачки из числа левых европейских интеллектуалов вызывали у меня и моих друзей лишь ненависть, но вот, скажем, книгами американских журналистов Хедрика Смита или Роберта Кайзера, в меру объективных и в меру брезгливых, мы зачитывались. И, надо признаться, с тем же смешанным чувством, которое описывал Герцен. Но никто не мог соперничать со старым добрым де Кюстином. "Россию в 1839 году" передавали друг другу с восторженным: "Как это он предвидел!" И в самом деле кажется, де Кюстин предусмотрел все, что случится в нашей истории. Неужели кому-нибудь еще в 1839 году могла, как ему, прийти мысль, что "русские довольствуются пухлыми папками с оптимистическими отчетами и мало беспокоятся о постепенном оскудении природных запасов страны"?! Можно ли сформулировать точнее, чем: "В России ничто не называется своим именем — слова только вводят в заблуждение. В теории все до такой степени зарегулировано, что говоришь себе: при таком режиме невозможно жить. На практике существует столько исключений, что вы готовы воскликнуть: так невозможно управлять!" Злорадно цитировать де Кюстина сегодня хочется так же, как хотелось 25 лет назад, но стоп... а хотелось ли 15 лет назад?
Был период, и довольно долгий, когда, по крайней мере, мне так естественно было ощущать себя частью своей страны, что читать иностранные пасквили как-то расхотелось — по крайней мере, читалось без прежнего смутного и смешанного чувства. Со справедливым хотелось согласиться, на поверхностное — пожать плечами. А потом все постепенно вернулось почти в свое старое русло. Следя по интернету за поднимающейся в России волной антизападных настроений, я замечаю в ней все тот же хорошо знакомый по XIX веку эффект: тысячи людей специально приходят на русскоязычные сайты западных изданий, чтобы испытать мазохистское наслаждение.
Потому что, будь ты хоть трижды русским националистом, проблема с системой координат не исчезнет. У Китая она своя, у Японии своя, у Индии своя, еще, наверное, у кого-то своя. А у России — западная. Тут хоть тресни пополам, а никуда от этого не деться. Недаром же героем фильма Александра Сокурова "Русский ковчег" является... да-да, все тот же неизбежный Астольф де Кюстин.
Восемнадцать иностранцев о России
1. Сигизмунд Герберштейн (1486-1566) — дипломат на службе Габсбургского дома; в 1515-1533 годах участвовал в 69 посольствах в разных странах Европы и в Турции, дважды — в 1516 и 1523 годах — побывав в России. В 1549 году издал "Записки о Московитских делах" — подробнейшее описание быта, религии и политического устройства России.
Сигизмунд Герберштейн. Московия
М.: АСТ, 2007
2. Джильс Флетчер (1548-1610) приехал в Россию в ноябре 1588 года в качестве посланника английской королевы Елизаветы к царю Феодору Иоанновичу. Его книга "О государстве русском" (1591) была запрещена в Англии по просьбе английских купцов, боявшихся рассердить русское правительство.
М.: Захаров, 2002
3. Жак Маржерет (1550-1620) — французский авантюрист; в 1600 году приехал в Россию, в 1605-1606 годах возглавлял личную охрану Лжедмитрия I. После его гибели уехал во Францию, где издал книгу "Состояние великого княжества Московии" (1607). Персонаж пушкинского "Бориса Годунова".
М.: Языки славянской культуры, 2007
4. Адам Олеарий (1599-1679) — немецкий ученый и путешественник; посетил Россию в 1633-1634 годах в составе шлезвиг-гольштейнского посольства, в 1643-м издал книгу "Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно", по точности и подробности не имеющую равных среди записок путешественников XVII века.
В книге "Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев"
Л.: Лениздат, 1986
5. Луи-Филипп Сегюр (1753-1830), французский посланник при русском дворе в 1785-1789 годах; в 1825-м издал "Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II", замечательные портретами Екатерины и Потемкина.
В книге "Россия XVIII в. глазами иностранцев"
Л.: Лениздат, 1989
6. Жермена де Сталь (1766-1817), французская писательница, самая замечательная женщина своей эпохи, враг Наполеона; в России пробыла меньше двух месяцев (июль--начало сентября 1812 года), но оставила о ней много проницательных наблюдений в книге "Десять лет в изгнании" (1821). Ее знаменитой фразы "Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкой" в книге нет, она была сказана в разговоре.
М.: ОГИ, 2003
7. Франсуа Ансело (1794-1854), французский писатель; в 1826 году приехал в Россию на коронацию Николая I, а в следующем году издал книгу "Шесть месяцев в России", запрещенную российскими властями и вызвавшую недовольство у русского общества.
М.: Новое литературное обозрение, 2001
8. Джеймс Александер (1803-1885), английский военный и путешественник; побывал на всех пяти континентах и обо всех своих путешествиях написал книги, о России — "Путешествие к восточному театру военных действий через Россию и Крым в 1829 году".
М.: Аграф, 2008
9. Маркиз Астольф де Кюстин (1790-1857), французский литератор, сторонник абсолютной монархии; разочаровался в ней после путешествия в Россию, которое описал в книге "Россия в 1839 году", впервые полностью изданной в России лишь в 1996-м.
СПб.: Крига, 2008
10. Александр Дюма-отец (1802-1870), французский литератор; описал свое путешествие по России в 1858-1859 годах в нескольких томах "Путевых впечатлений". Ему часто приписывают фразу о "развесистой клюкве", на самом деле происходящую из спектакля (1910) петербургского театра "Кривое зеркало".
М.: Ладомир, 1993
11. Джон Рид (1887-1920), американский журналист, коммунист; написал об Октябрьской революции книгу "Десять дней, которые потрясли мир". Умер в России, похоронен у Кремлевской стены.
М.: Правда, 1988
12. Герберт Уэллс (1866-1946), английский писатель; приезжал в Россию в 1920 и 1934 годах и о первом визите написал книгу "Россия во мгле", в которой назвал Ленина "кремлевским мечтателем". Сталина он позже называл "самым искренним, прямолинейным и честным" человеком.
М.: Прогресс, 1970
13. Вальтер Беньямин (1892-1940) немецкий философ, критик, переводчик; увлечение марксизмом и любовь к коммунистке Асе Лацис в 1926 году привели его в Москву, пребыванию в которой посвящен "Московский дневник" (опубликован в 1960 году).
М.: Ad Marginem, 1997
14. Андре Жид (1869-1951), французский писатель, симпатизировавший социализму; после посещения СССР в 1936 году разочаровался в советском строе, о чем и написал в книге "Возвращение из СССР" (1936), за которую на его имя в СССР был надолго наложен запрет.
В книге "Два взгляда из-за рубежа"
М.: Политиздат, 1990
15. Лион Фейхтвангер (1884-1958), немецкий писатель, считавший СССР единственной силой, способной победить нацизм; после визита в СССР издал книгу "Москва, 1937", в которой написал о московских открытых процессах: "Если все это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что тогда значит правда".
В книге "Два взгляда из-за рубежа"
М.: Политиздат, 1990
16. Джон Стейнбек (1902-1968), американский писатель; в 1947 году посетил Россию и написал об этом книгу "Русский дневник", которая кончалась словами: "Русские — такие же, как все люди на свете. Среди них есть очень плохие — в этом можете не сомневаться, но гораздо больше хороших". Американцы ей не поверили как слишком наивно-восторженной, в СССР она была запрещена как антисоветская.
М.: Мысль, 1989
17. Трумен Капоте (1924-1984), американский писатель; в 1955 году вместе с труппой мюзикла "Порги и Бесс" побывал в СССР и затем издал книгу "Музы слышны. Отчет о гастролях "Порги и Бесс" в Ленинграде" (1957), в которой описывает не строй и не нравы, а людей и интерьеры.
В журнале "Звезда", 2007 год, NN5-6
18. Хедрик Смит (род. в 1933), американский журналист, глава московского бюро The New York Times в 1971-1974 годах; в 1976-м издал книгу "Русские" — подробное описание брежневского СССР. Своей восторженной книге о перестройке он дал название "Новые русские", имея в виду Горбачева и его соратников.
В России не издавалась