Премия архитектура
Французский архитектор Жан Нувель стал 32-м лауреатом архитектурной Нобелевки — Притцкеровской премии. ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН удивляется, почему этого не произошло раньше.
По аналогии с "Летающим цирком Монти Пайтона", знаменитым комедийным шоу 1960-х, перешедшим в 1970-х в кино, Дейан Суджик, знаменитый архитектурный критик, назвал в 1999 году группу сегодняшних архитекторов-звезд "Летающим цирком". Так же как артисты знаменитой труппы, они перелетают из города в город и ставят там все вверх ногами. Вместе с Ренцо Пьяно и Ричардом Роджерсом, Фрэнком Гери, лордом Фостером, Рэмом Колхасом, Захой Хадид, Жаком Херцогом и Пьером де Мероном и Томом Мейном Жан Нувель — один из опорных клоунов этого цирка. Более 200 проектов в десятках стран, география проектов точно следует за изменениями экономической конъюнктуры — Япония, объединенная Германия, Арабские Эмираты, Китай. Кавалер ордена Подвязки, командор ордена Искусств и литературы, кавалер ордена Почетного легиона, лауреат всех значимых архитектурных премий Европы. Он должен был бы стать лауреатом Притцкеровской премии давно: Роджерс стал в 2007-м, Мейн — в 2005-м, Хадид — в 2004-м, Херцог и де Мерон — в 2001-м, Колхас — в 2000-м, Фостер — в 1999-м, Пьяно — в 1998-м, Гери — в 1989-м.
Но есть некая специфика у политики притцкеровского жюри. Премия эта основана владельцами сети отелей "Хайат" (в этом году ей 30 лет) как архитектурная Нобелевка, с некоторыми специфическими особенностями Нобелевской премии. С одной стороны, она глубоко медийная институция, полностью ориентированная на потоки сегодняшнего пиара, и поэтому члены труппы "Летающего цирка", сами по себе фонтанирующие пиаром, ее наиболее естественные клиенты. С другой — в ней есть нобелевский идеалистический момент: выделить премией тех, кто, может быть, и недооценен человечеством, но тем не менее его все равно осчастливил своим присутствием на земле. Поэтому лауреаты Притцкеровской премии регулярно чередуются: то это члены "Летающего цирка", то или неизвестные (как норвежец Сверре Фен в 1997-м, австралиец Глен Меркат в 2002-м или бразилец Паоло Мендес да Роша в 2006-м), или забытые (как датчанин Йорн Атсон в 2004-м) архитектурные гении. В результате Жану Нувелю пришлось дожидаться своей премии лет на десять дольше, чем ему было бы положено по статусу.
Когда новость о присуждении премии запаздывает на десять лет, это довольно сложная ситуация. Нувелю премия ничего не добавляет, его репутация сформирована. И даже закрадывается подозрение, что премия несколько опоздала: то, что Нувель придумал, слишком характерно для конца прошлого века, чтобы быть премированным в нынешнем.
Нувель со стороны, хотя, я думаю, он может обидеться на такое определение, это такой французский Фостер. Так же как и британский лорд, это мастер хай-тека. Архитектура здесь превращается в сложную машину, стены, полы, потолки — все немного движется, ездит, разве что само здание не ползет. Предметом архитектуры становится не только построение пространства, но и по возможности управление энергией — светом, движением воздуха, температурами. Но Фостера волнует машина сама по себе, он восхищается тем, как она здорово придумана, как мало тратит энергии и как много вырабатывает, как удачно направлены естественные сквозняки, как выразительна конструкция. Отчасти это если не инженерное (Фостер никогда особенно не восхищается отдельной совершенной деталью, как, скажем, Ренцо Пьяно), то конструкторское восхищение, Фостеру вообще очень бы пошла роль генерального конструктора. А в Нувеле этот техницизм архитектурной мысли сочетается с французской тягой к сложной, несколько придворной красоте.
Сплошное остекление в небоскребе "Торре акбар" в Барселоне он доводит до состояния полированного настольного пресс-папье и еще раскрашивает все стеклышки в разные цвета, добиваясь пышных и красочных переливов. Это небоскреб водопроводной компании, по русским меркам — "Барселонаводоканал", поэтому здание по форме фонтан, подсвеченный изнутри. Министерство воды в форме фонтана — затея, которую, вероятно, оценил бы "король-солнце" в Версале. Металлоконструкции в Институте арабского мира в Париже он доводит до состояния звездчатых мусульманских орнаментов, сплошь покрывающих стены здания и занавешивающих своей вязью окна (орнамент должен был менять абрис в зависимости от освещенности). Затея, которую, вероятно, оценили бы султаны Великолепной Порты, если бы турецкая империя дожила до наших дней. Лаконичный суд города Нима из стеклянных плоскостей и металлических стоек он доводит до изысканности японского чайного домика. Затея, которая, вероятно, порадовала бы японского императора, если бы он еще вершил суд. Впрочем, последний уже успел почтить Нувеля своей премией: в 2001 году ему пожалована Praemium Imperiale — специальная награда японского императорского дома.
Вне всякого сомнения, это очень талантливый, даже гениальный архитектор. У него, пожалуй, есть одна проблема: его невольно сопоставляют с Ле Корбюзье, который задал эталон того, каким должен быть великий французский архитектор. Он и сам играет этим сходством: как и Корбюзье, он поселился в несколько фантастическом нонконформистском домике в провинции, как и у того, его квартира совмещена с деревенским кабачком, в котором он принимает пафосных заказчиков. Он тоже левый по взглядам, выдает манифесты и рассказывает о нуждах простых людей. Но тем очевиднее разница: строит он не для них. Корбюзье сидел в кабачке и думал, как осчастливить человечество: то шахтеров Фирмини, то индусов Чандигарха. Этот сидит там же и думает, как совместить затейливую праздничность французских традиций с миром сегодняшней техники и глобального бизнеса.
Нам вообще такие близки, но в России Нувелю пока не везет. Он участвовал в конкурсе на "Газпром" в Петербурге, проект создал, по обыкновению, изысканнейший, но, видимо, чересчур. Он делал концепцию для "Золотого острова" против храма Христа Спасителя, на мой взгляд, лучший из проектов, которые в последние годы сделали для России иностранцы, но, кажется, там возникли непримиримые противоречия с московскими властями. Так или иначе, он явно готов работать с Россией. Если в мире премия ему несколько запоздала, то для нас она в самый раз: может быть, присуждение Нувелю архитектурной Нобелевки как-то подвинет наших заказчиков в сторону от Фостера. В конце концов, его сложно аранжированная красота куда больше подходит пышному византинизму нашей вертикали, чем простой конструкторский ум Фостера.