Биеннале фото
Один из программных проектов нынешней фотобиеннале — выставка "Первоцвет" в Манеже. Здесь представлена история российской цветной фотографии — от дагерротипов середины позапрошлого века до концептуальных опытов 1970-х годов. Экспозиция осуществлена при поддержке компании Volkswagen. О том, насколько естественен для фотографии цвет, задумалась ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Тема нынешней фотобиеннале "Цвет и свет, изумление и восторг" была придумана отчасти специально для того, чтобы наконец-то показать уникальную коллекцию, посвященную истории цветной фотографии в России, которую Московский дом фотографии собирает уже почти 15 лет. Как свидетельствует выставка в Манеже, желание добавить в снимки цвет появилось ненамного позже, чем фотография как таковая — даже если приходилось просто раскрашивать дагерротипы от руки.
Но, разглядывая эти первые опыты расцвечивания черно-белых кадров, трудно поверить, что цвет был призван всего лишь усилить реалистичность изображения. Напротив, авторы этих первых экспериментов с цветом явно готовы были пожертвовать документальностью снимка, превращая фотографии в живопись,— как это происходит в практически заново написанных по снимку пикториалистических пейзажах XIX века.
В портреты же цветом чаще всего вносятся всевозможные парадные знаки отличия. На снимках знаменитых актеров в тех или иных ролях расцвечиваются пышные сценические костюмы. К некоторым сделанным в студиях портретам просто пририсовываются дополнительные детали — например, красная роза, которую держит в руках одна из дам. А на групповом снимке военных практически нарисована поверх снимка униформа: так, что не тронутые ретушером лица кажутся выглядывающими из прорезей в рисованном щите вроде тех, которые используют пляжные и уличные фотографы. Впрочем, торжественность снимка может вызывать и еще одну, отнюдь не комическую ассоциацию — с иконой, помещенной в богатый оклад.
Именно таким драгоценным, но инородным, внешним убранством часто выглядит цвет в ранней фотографии. И даже в открытках с видами, датированных уже ХХ веком, цвет остается чистым декором — помимо собственно красок, улочки каких-нибудь крымских городов украшаются еще и перламутровыми переливами. Это самое заведомо нереалистическое использование цвета становится осознанно авангардистским формалистическим приемом у Александра Родченко. На "Первоцвете" есть несколько снимков, которые классик советской фотографии раскрашивал от руки, в поп-артном духе разрисовывая цветными карандашами негатив с фигурами танцоров или добавляя к черно-белому снимку спортивных соревнований только зеленое пятно травы и красную майку лидера — так от руки раскрашивали из кадра в кадр красный флаг в эйзенштейновском "Броненосце Потемкине".
Именно красными долгое время будут самые яркие пятна на советской фотографии: знамена, реющие над ВСХВ на анонимном снимке 1939 года, флаг, которым размахивают всадники на снимке Льва Бородулина "Красная кавалерия", косынки работниц и даже ленты в косах сидящей за роялем школьницы на фотографии "Семья начальника инструментального цеха ЗИЛа" с обложки журнала "Советский Союз" 1954 года. Даже когда фотографы снимают, казалось бы, нечто вне идеологии, они словно бы по привычке делают акцент на красном цвете гладиолусов, ягод смородины, шляпок на манекенных головах в окне магазина или чашек в веселый мухоморный горошек, громоздящихся в витрине, и подобное кокетливое обытовление государственного колера кажется едва ли не издевательским.
Кажется, что вплоть до 1960-х годов цвет остается особой привилегией, которой удостаиваются только сюжеты и лица государственной важности — начальники и чемпионы, ударники, отличники и всенародно любимые артисты. Даже сделанные на цветную пленку, эти фотографии по-прежнему кажутся раскрашенными: цвет все еще остается окладом, которым украшают только особо почитаемые иконы. И даже какие-нибудь плоды на невинных натюрмортах 1960-х кажутся ненастоящими и сделанными если не из гипса, то, например, из крема и цветной глазури — именно такими слишком торжественными, чтобы быть съедобными, казались яства на цветных иллюстрациях к знаменитой "Книге о вкусной и здоровой пище".
Конечно, на выставке есть и просто фотографии, отдающие дань восхищения естественным краскам мира — как, например, изумительный натюрморт с разноцветными перцами или бледно-розовые фламинго в зоопарке, которых Елизавета Микулина снимала в 1959 году. Но фотографий, для которых, как сегодня, цвет является просто установкой по умолчанию, на "Первоцвете" все же почти нет — и именно этим и интересна выставка. Неслучайно логической точкой экспозиции оказываются "Лурики" Бориса Михайлова — образчики советского китча вроде пляжных фото и снимков из дембельских альбомов, которые фотограф в конце 1970-х, когда цветная фотография уже не была редкостью, раскрашивал от руки истошными анилиновыми красками, возвращающими цвету его едва ли не сакральное значение.