Премьера театр
Театр Российской армии к профессиональному празднику служителей Мельпомены, Дню театра, выпустил премьеру. Художественный руководитель Борис Морозов поставил комедию Александра Островского "Волки и овцы". Актуальность пьесы, по мнению МАРИНЫ Ъ-ШИМАДИНОЙ, вступила в противоречие со старомодностью исполнения.
Поддельные векселя, подлоги, вымогательство, всевозможные аферы — в этой комедии Островского есть все, чтобы поставить ее как остросовременный, злободневный спектакль. Изготовители бестселлеров типа "1001 способ заарканить мужа" могли бы взять на заметку еще пару проверенных приемчиков от Глафиры Алексеевны, а новоявленные Беркутовы пройти экспресс-стажировку по теме "Как эффективно провести переговоры, чтобы оставить партнеров в дураках". Но режиссер Борис Морозов не прельщается сомнительной, на его взгляд, славой новатора. "Островский настолько актуален и современен сегодня, что нет никакой необходимости применять модернистские сценические технологии, чтобы адаптировать его к XXI веку",— объяснял он журналистам перед генеральным прогоном.
Но в первый момент, когда поднялся занавес, можно было подумать, что он говорил о каком-то другом спектакле. Декорации, выполненные художником Иосифом Сумбаташвили в духе минимализма, выглядели так свежо, что в них можно было представить что угодно, кроме кондового бытописателя Островского, каким его предписывает ставить традиция. Ведь у нас как принято: если Островский — то обязательно самовары, сундуки, печки, комоды, буфеты, этажерки — короче, полный гарнитур с блошиного рынка. Здесь ничего этого нет. Пугающе пустое огромное пространство, затянутое сверху донизу чем-то изумрудно-зеленым, словно увитая плющом садовая беседка, выросшая до невероятных размеров. Чтобы пересечь ее, актерам приходится проделывать целую прогулку. Зато зрители, как на модном дефиле, могут внимательно рассмотреть эффектные костюмы, придуманные Аленой Сидориной.
Пытаясь как-то освоить гигантские подмостки Театра Российской армии, рассчитанные не на людей, а на танки, художник разделил сцену на две части прозрачным веревочным занавесом. На переднем плане — комнаты предприимчивой помещицы Мурзавецкой, на заднем — покои богатой вдовушки Купавиной. В зависимости от места действия эти условные помещения меняются местами, и выясняется, что "волчье логово" отличается от будуара "святой невинности" разве что фасоном стульев, а по существу это две стороны одной медали. Кажется, в таких вольных, просторных, свободных от подробностей декорациях невозможно играть так же, как десять, двадцать, тридцать лет назад. Но оказывается, можно. Нельзя сказать, что актеры играют плохо. Нормально играют, некоторые очень даже прилично, особенно радует молодежь. Например, Константин Денискин (пройдоха и мошенник Вукол Чугунов), как говорится, живет в роли. Этакий кругленький, подленький, мелким бесом перед всеми рассыпается со слащавой улыбочкой — за версту видно, что плут. Или Анастасия Бусыгина в роли притворы-скромницы Глафиры: игру своей героини с молниеносными переходами от невинного кокетства к страстным признаниям она ведет настолько умело, что способна соблазнить не только убежденного холостяка Лыняева, но и всю мужскую половину зала.
Центральную роль Меропы Давыдовны Мурзавецкой исполняют в очередь две гранд-дамы Театра армии — Алина Покровская и Лариса Голубкина. Борис Морозов выпустил спектакль с двумя равноценными составами и признался, что у него получились две разные постановки. В той, которую довелось увидеть мне, Лариса Голубкина играет женщину сильную, властную и авторитарную. Ей бы губернией управлять, а не жалким поместьем. Кажется, устраивать судьбу своего бестолкового племянника бездетная тетушка стала лишь от переизбытка энергии. Эта Мурзавецкая любит жизнь, грешит много и с удовольствием, не боится ни бога, ни черта, а только одного областного прокурора. И это, пожалуй, единственное, что отличает ее от современных аферисток. Тем обиднее (и это касается не только роли Мурзавецкой), что современные аллюзии оказались не только не подчеркнуты, а наоборот, тщательно спрятаны под нарочито консервативной манерой игры.
В пьесе Островского нет героя, которого бы можно было противопоставить самовлюбленным павлинам и мошенникам разного калибра, отличающимся друг от друга только степенью ловкости. Тут все хороши. И "овцы" кладут головы в зубастые пасти не по принципиальным нравственным соображениям, а потому, что стать "волками" не хватило ума. Так что современным зрителям вряд ли захочется ассоциировать себя с лузерами, которых и пожалеть-то не за что. К тому же "овцы" в Театре армии, как водится, получились гораздо менее выразительными. Традиция есть традиция.