Спектакль Льва Додина приезжает в Москву уже второй раз, теперь — в статусе главного кандидата на победу в конкурсе "Золотой маски". Постановка МДТ идет наперекор всем тенденциям современной театральной жизни: этот театр не собирается ни развлекать, ни обманывать. Человек в "Жизни и судьбе" зажат между миром и войной, между гитлеризмом и сталинизмом, между условной свободой и безусловной несвободой. У заключенных ГУЛАГа и узников фашистского лагеря одна и та же мизансцена — шеренга позади решетки, и музыка одна на всех — серенада Шуберта, только одни должны петь ее текст по-русски, а другие — по-немецки. Сегодня "Жизнь и судьба" кажется спектаклем политическим, вызывающим, скандально отважным. Его главной героиней становится Анна Штрум в незабываемом исполнении Татьяны Шестаковой. Через весь спектакль проходит знаменитое "Письмо матери", одни из самых горестных и возвышенных страниц русской литературы прошлого века. Шестакова играет очень сдержанно, строго, можно сказать, на одной ноте, но это та самая нота, которую могут взять в современном театре только единицы.
"Леди Макбет Мценского уезда" в театре им. К. Станиславского и В. Немировича-Данченко
Новосибирская "Леди Макбет Мценского уезда" тоже детище интернациональной постановочной команды. В ней именитый польский режиссер Генрих Барановский и тот же маэстро Курентзис — именно что двое главных не только в административном смысле. Работы каждого из них в смысле своей оригинальности и самоценности легко друг с другом спорят. Дирижерская трактовка наверняка удивит тех, кто полагает, будто в опере Шостаковича все обязательно должно быть надрывно, оглушительно и через край. У Теодора Курентзиса вместо этих крайностей — очень эрудитский, строгий и чуть ли не камерный по стилистике подход. И драмы, да что там, физически ощутимой жути в музыке становится, как ни странно, не меньше. Не меньше жути и в доскональной работе режиссера, и в визуальном ряде. Действие оперы разворачивается не в современности даже, а в недалеком будущем, оборачивающемся малоприятной антиутопией. Угрожающий ландшафт, одичалые люди, бесприютные вагончики вместо жилищ, убогие намеки на роскошь. Словом, минимум общего с картинами провинциального купеческого быта лесковского времени — впрочем, как веско напоминает постановка, опера-то совсем не о купеческом быте.