Премьера
Согласно Виктору Пелевину, Октябрьский переворот произошел оттого, что у двух юнкеров, дежуривших на Шпалерной, случился отходняк после кокаина с эфедрином. Такой жестокий, что они не заметили крадущегося в Смольный Ленина. За тем, как разыграла этот сюжет компания молодых артистов в Театральном центре на Страстном, наблюдала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
Виктор Пелевин написал постмодернистский апокриф, обыграв перипетии отечественной истории и спародировав вечные противоречия русских мальчиков, рассуждающих о мироздании, но не умеющих хорошенько держаться в седле. Мальчиков, для которых хрустальный мир иллюзий куда более знаком и понятен, чем разгромленная пролетариатом питерская улица.
Во время дежурства 24 октября 1917 года юнкера Юрий и Николай нюхают кокаин, читают стихи и рассуждают о Шпенглере. Впрочем, службу они поначалу несут ревностно. И если капитан Приходов (фамилия, конечно, говорящая) велел "не пропускать к Смольному ни одну штатскую б..." — будьте уверены, не только б... не пройдет, но и будущему вождю мирового пролетариата прокрасться будет сложно. Как водится в русских сказках, добрых молодцев у Виктора Пелевина испытывают трижды: сперва Ильич является им в образе чеховского интеллигента с тросточкой, потом в виде замотанного бинтами участника Брусиловского прорыва и, наконец, спрятавшись среди бутылок в тележке с лимонадом, которую везет под видом торговца товарищ Эйно Рахья. Юнкера к этому моменту успевают так нанюхаться кокаина, а потом еще догнаться эфедрином, что принимают за чистую монету рассказ о лимонаде, которым велено напоить все воинские части. И хитрый Ильич проникает в Смольный.
В сущности, Виктор Пелевин делает то же, что Леонид Парфенов в своих известных телепередачах: "вклеивает" изображение современных героев в исторический антураж, и в итоге рассказ выходит не столько о прошлом, сколько о настоящем. По мысли Сергея Щедрина, актера Театра имени Маяковского, с недавних пор занявшегося режиссурой и воплотившего пелевинский рассказ на сцене, это настоящее должно выглядеть суперсовременным. За электронную музыку в спектакле отвечают виджей Янук Латушка и композитор Рома Литвинов, за видеоинсталляции — дизайнер Александр Пас.
На экране то мелькает россыпь светящихся точек, то блеклая хроника революционных лет, то нависшая над юнкерами тень Медного всадника. Музыкальное сопровождение — смесь психоделики и "На сопках Манчжурии". Юнкера Николай (Алексей Розин) и Юрий (Юрий Квятковский) появляются на сцене в фуражках с кокардами и в кителях (под которыми оказываются обычные тенниски), сперва просто произносят текст, потом, слегка ерничая, намечают не столько два разных характера, сколько два разных темперамента: Юрий — жилистый эрудит, то и дело цитирующий Шпенглера, Николай — мечтательный рохля, не читающий по-немецки и стесняющийся попросить у друга щепотку кокаина. Зато уж после эфедрина фантазия Николая расправляет крылья — юнкер мечтает защитить весь огромный хрустальный мир. Или хотя бы проснуться не позже пяти утра и начать жить по-новому...
Все это играется очень поверхностно, но обаятельно, под почти непрерывное улюлюканье зала, состоящего, видимо, из "своих", остро реагирующих на им одним понятные приколы. Есть и действительно забавные моменты: Ильич (долговязый Илья Барабанов) появляется в темноте весь в белом, а актеры в это время произносят текст о черной фигуре на освещенной мостовой — и возникает ощущение, что перед нами негатив. Актер Павел Мисаилов по очереди изображает то капитана Приходова, то Крупскую, то финского пролетария Эйно Рахью — и получается игра в игре: будто начальник юнкеров переодевается Крупской, которая, в свою очередь, выдает себя за медсестру, везущую инвалида...
И все же ничем иным, кроме хорошо проиллюстрированного чтения по ролям, этот спектакль не назовешь. Впрочем, в нем нет пошлости — что уже немало. Но вот воспринимать всерьез текст пресс-релиза, сообщающий, что это "произведение в жанре фарса с элементами абсурда, рассчитанное как на поклонников классического театра, так и на любителей современного искусства и клубную публику",— можно только крепко нюхнув кокаина.