В конце марта заканчивается инвентаризация сочинских земель, подлежащих изъятию под олимпийское строительство. Собственники ждут значительных компенсаций. Как выяснил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов, еще в недавнем прошлом власти Краснодарского края отбирали земли у граждан быстро и безвозмездно.
"Когда не последовало добровольного соглашения"
На протяжении всей российской истории никто из ее жителей никогда не испытывал священного трепета перед частной собственностью. Так уж повелось, что люди не владели, а лишь пользовались тем, что дозволял им властитель. Пусть это даже был построенный собственноручно дом или земля, обрабатывавшаяся семьей на протяжении нескольких поколений. На Руси князь мог поверстать дружинника землей за верную службу, а мог и лишить ее в любой момент.
Со временем ничего не менялось, и при возникновении нужды или прихоти Петр I отбирал землю и крестьян так же легко, как и Иван Грозный. И даже в эпохи, которые в России принято считать гуманными и относительно цивилизованными, потребовавшуюся для государевых нужд собственность с привычной легкостью отбирали у владельцев. К примеру, во второй половине просвещенного XIX века для прокладки железных дорог требовались достаточно обширные участки земли. И для отчуждения нужных участков у частных владельцев изобретательная российская бюрократия разработала достаточно простой и безотказный метод — право на изъятие земельной и иной собственности в каждом случае утверждалось именным императорским указом.
В 1878 году, например, Александр II, как тогда говорилось, дал министру путей сообщения именной указ "Об отчуждении из частного владения земель и других имуществ, потребных для дополнительных сооружений Варшавско-Тереспольской железной дороги": "Вследствие разрешения Обществу Варшавско-Тереспольской железной дороги для увеличения перевозочной способности дороги приступить к постройке полустанций с необходимыми сооружениями для водоснабжения их повелеваем: сделать нужные распоряжения к отчуждению частного владения земель и других имуществ, которые потребуются для означенной надобности; в вознаграждении же владельцев за отчужденную от них собственность поступить на точном основании существующих в Империи узаконений об имуществах, отчуждаемых по распоряжению Правительства".
После этого любой несогласный с отъемом собственности становился отступником, посягнувшим на священную волю самодержца, смутьяном и внутренним врагом. Так что перечить не решался практически никто, и дело о выплате компенсаций за утрачиваемое имущество оказывалось в руках чиновников, умевших повернуть закон в нужную для себя сторону. И в итоге исход дела зависел от влиятельности лица, у которого имущество отчуждали, либо суммы, которой проситель готов был поделиться с заинтересованными столоначальниками.
Естественно, обиженные малой компенсацией писали жалобы на высочайшее имя, и время от времени принимались меры к пресечению совсем уж зарвавшихся чиновников. Для контроля над делами по отчуждениям в канцеляриях министерств в 1899 году создали отделы отчуждения, сотрудники которых обязывались следить за правильностью отчуждений на местах. Кроме того, как гласил закон, они обязывались вести "производство и дальнейшее направление поступающих в Министерство дел о вознаграждении за принудительное отчуждение недвижимых имуществ, временное занятие их и установление права участия в пользовании ими в тех случаях, когда о сем не последовало добровольного соглашения с владельцами имуществ".
Однако злоупотребления случались и в этих отделах, так что при Государственном совете появилось Особое присутствие по делам о принудительном отчуждении недвижимых имуществ и вознаграждении их владельцев. Этот орган рассматривал спорные дела, которые не удалось разрешить на министерском уровне, и выносил решения о размере и сроках выплаты компенсации.
И чтобы уже окончательно оградить процесс отчуждения от коррупции, а казну от излишних трат, было введено правило, согласно которому любой из министров мог принимать решение о выплате компенсации, если сумма не превышала тысячи рублей. Если же плата за отчуждение оказывалась выше, но не превышала пяти тысяч, вопрос рассматривал Совет министров империи. А о выплате более крупных сумм мог распорядиться лишь император.
С 1906 года слова о незыблемости права собственности внесли в Свод законов Российской империи: "Собственность неприкосновенна. Принудительное отчуждение недвижимых имуществ, когда сие необходимо для какой-либо государственной или общественной пользы, допускается не иначе как за справедливое и приличное вознаграждение".
Правда, в соседних пунктах закона говорилось о свободе собраний, свободе выбора места жительства, неприкосновенности жилища. Но все эти права тут же ограничивались иными действующими установлениями. Так что собственность могли безоговорочно отнять при возникновении потребностей у военного ведомства, а также при строительстве дорог и портов. Причем изъятию могла подвергнуться не только недвижимая, но и интеллектуальная собственность. Если казне требовалось какое-либо изобретение частного лица, ему лучше всего было взять предложенную сумму, поскольку в противном случае изобретатель мог отдать свое детище родине принудительно и совершенно бесплатно.
"Охраняются законом"
Уклониться от принудительного отчуждения земель и иного имущества удавалось лишь в случае возникновения конфликта интересов различных госструктур. Как, например, произошло при прокладке железной дороги вдоль северных предгорий Кавказа. Утверждали, что там казаки станицы Грозненская, находившейся возле одноименного города, категорически отказались передавать свои земли в собственность путейского ведомства. Они утверждали, что урезание станичной земли приведет к ухудшению боевой подготовки и способности оборонять мирных жителей от набегов горцев. Казаков поддержали Министерство внутренних дел и военное командование, и строителям дороги пришлось отчуждать землю у жителей Грозного и проектировать грозненский участок заново.
Однако это исключение лишь подтверждало общее правило: отчуждаемую собственность все равно отбирали, а компенсации за нее можно было ждать годами. И можно было не дождаться никогда. К примеру, так случилось с предприятиями и иным имуществом граждан враждебных государств, которые правительство России конфисковало после начала первой мировой войны. Собственникам обещали создать некие фонды, из которых после заключения мира им будет выплачена компенсация. Но фондов так и не создали, а обещавшее справедливое возмещение царское правительство, как известно, прекратило свою деятельность еще до окончания войны.
Временное правительство в первые месяцы своего существования предпринимало попытки сохранять хотя бы видимость уважения права собственности. Оно горячо призывало революционных матросов и солдат не грабить остальных граждан России, хотя было очевидно, что это не более чем ничего не значащие слова. Сохранялась и видимость исполнения законов об отчуждении собственности. К примеру, Временное правительство успело рассмотреть одно или два дела о вырубке армией помещичьих лесов на дрова и даже распорядилось о выплате компенсации. Но если случилось чудо и деньги до октября 1917 года выплатили, инфляция превратила их в кучу ничего не стоящих бумажек.
Временное рабоче-крестьянское правительство, сменившее временное буржуазное, сразу отказалось от признания незыблемости частной собственности. На первом же заседании Совнаркома третьим пунктом после организации Совета народного хозяйства и госконтроля стоял вопрос о конфискации Ликинской мануфактуры во Владимирской губернии. Просьбу рабочих, требовавших отнять фабрику у прежних владельцев, народные комиссары поддержали и решили выпустить декрет с обоснованием необходимости изъятия предприятий у тех, кто не поддерживает новую власть. В 1918 году большевики сделали следующий шаг, начав изымать собственность у всех, без различия идеологических позиций. Однако, по сути, произошла не революция в сфере собственности, а возврат к временам, когда все, что было в стране, принадлежало тем, кто ею правит.
Слабая видимость признания прав на собственность сохранялась лишь в отношении иностранцев, да и то только тех, кто не требовал возврата отнятой собственности, а соглашался инвестировать средства в подъем советской промышленности. Зарубежным партнерам, получившим на территории СССР в концессию промышленные и горнодобывающие предприятия, гарантировали права аренды на многие годы. Но мало кто из концессионеров продержался хотя бы несколько лет. Как только они ввозили оборудование и налаживали производство, их всеми правдами и неправдами заставляли покинуть страну и оставить бизнес без всякой компенсации. Можно пересчитать по пальцам тех иностранных предпринимателей, которые смогли добиться более или менее пристойной компенсации — естественно, понесенных расходов, а не неполученных прибылей.
На этом фоне о собственном народе говорить и вовсе не приходилось. Конституция 1936 года объяснила народу, что средства производства могут находиться лишь в государственной или колхозно-кооперативной собственности. Частная собственность объявлялась ликвидированной, а о личной говорилось: "Право личной собственности граждан на их трудовые доходы и сбережения, на жилой дом и подсобное домашнее хозяйство, на предметы домашнего хозяйства и обихода, на предметы личного потребления и удобства, равно как право наследования личной собственности граждан, охраняются законом".
Правда, охранялось имущество граждан лишь от преступников, но не от государства. К примеру, те немногие репрессированные, которых освободили в 1938 году, узнали, что конфискованное НКВД имущество, несмотря на реабилитацию, им не вернут. Поскольку оно давно уже продано через спецраспределители по бросовым ценам ответственным товарищам. А охранявшиеся законом трудовые доходы и сбережения государство регулярно изымало с помощью разнообразных манипуляций — от принудительной подписки на государственные займы до денежных конфискационных реформ.
И все же во второй половине 1970-х, когда могло показаться, что самые тяжелые времена позади и новых конфискаций не предвидится, из Краснодарского края в Москву потоком пошли письма с жалобами на изъятие собственности.
"Создают возможности для различных злоупотреблений"
"Я, Пономарев Леонид Николаевич,— говорилось в письме, полученном в ЦК КПСС в 1978 году,— проживающий ст. Васюринская Динского района Краснодарского края, с 1969 года на пенсии по старости, но не прекращаю работу и не лежу дома, работаю в Васюринском заводе ЖБИ кочегаром. Снабжаю горячей водой жителей поселка. Моя жена тоже на пенсии по старости. В 1973 году осенью я сделал теплицу на 20 метров для выращивания рассады и в 1974 году посадил 600 корней огурцов рассадой на грунт. Весной 1974 года меня вызвали в с/с и вручили решение исполкома в 2-х недельный срок сломать теплицу. Я решение исполкома выполнил, теплицу сломал, затраты на 200 руб. пропали, стекло разбил, рамы использовал на дрова. Но осенью 1974 года у меня пришли и отрезали больше половины приусадебного участка. За что, спрашивается? За то, что я больше половины урожая продал в заготовительную организацию, то есть государству, или за то, что ношу мозоли на руках? В результате у меня осталось 0,10 га земли с постройкой, полезной земли 0,055 га. В нынешнем году я с этой земли собрал 10 ведер картофеля. Была засуха, вот и живи. Не то что продать, а сам буду покупать, а картофель сейчас 50 коп. кг летом, а что будет весной... Я не понимаю, в каком нецелевом назначении я использовал землю. Земля дается для выращивания овощей, картофеля, лука, томатов, капусты, огурцов. Все я это и производил собственным своим трудом. Землю в аренду не сдавал, работников не нанимал, а местным властям не понравились только огурцы. Или думают, что я с 0,10 га земли стану миллионером, да и не я один, а сотни пенсионеров в станице. У меня было 600 кустов огурца, часть использовал для себя, остальное примерно на 300 руб. продал государству, и это считается преступлением. А насчет ранних овощей, кому не охота скушать тот огурец в начале мая, а не в августе? В июле и августе другие овощи есть, каждому овощу свое время".
Не оставили пенсионера в покое и после ликвидации теплицы. "Местные власти как прижимали огородников, так и будут,— писал Пономарев,— не то что давать какую-то помощь. Много газеты пишут, ресурсы приусадебного участка, сад личный, а интересы общие, а местные власти не обращают на это внимания. Нам дана власть на местах, и мы будем решать эти вопросы. Землю мы даем для личного пользования, а излишки сажать овощи нельзя, мы будем пресекать, чтобы лишний кочан капусты не был посажен на участке. В 1977 году весной председатель с/с станицы Васюринской приезжал на лошадке к жителям станицы и записывал, кто чего посадил, сколько кв. метров, все на учете. Вот это работа местного совета, ничего не скажешь".
Не менее показательная история случилась в 1978 году и с другим жителем Краснодарского края, Николаем Давыденко. "26 августа,— говорилось в его письме,— я загрузил свою машину помидорами, которые принадлежали моей матери. Мать моя сейчас на пенсии, она проработала 35 лет в колхозе. Имеет награды. Ей принадлежит 22 сотки земли, на которых она выращивает овощи и фрукты. Так как моя мать сейчас больна, она попросила меня отвезти помидоры в г. Анапу на рынок. Когда по дороге в Анапу в пос. Стрелка Темрюкского р-на Краснодарского края меня остановил участковый инспектор старший лейтенант милиции Гупало В. Г., я предъявил ему налоговый лист моей матери, он сказал, что это все до лампочки, и приказал мне разгрузить помидоры ему в кабинет. А у меня забрал права и сказал, чтобы я ехал домой, а если я не уеду, он заберет у меня и машину. Когда я с женой Мокрушиной Маргаритой Андреевной сказали, что будем жаловаться, он сказал, что он разгрузил уже 10 машин и еще никто не жаловался. И предложил пожаловаться первому секретарю крайкома партии. Когда я попросил справку, что он забрал помидоры и сколько, он мне сказал, что я сам сдам и потом вас вызову и вы все узнаете. И вот я с 26 августа звоню, но мне он сказал, что у него много своих дел и чтобы я его не беспокоил по пустякам".
Самое удивительное заключалось в том, что о грядущем изъятии машин в Краснодарском крае предупреждали вполне официально. Милиция рассылала гражданам такие предупреждения:
"Отдел внутренних дел располагает данными, что Вы используете личный автомобиль (мотоцикл) для вывоза сельскохозяйственной продукции, выращенной на приусадебном участке, за пределы района с целью продажи ее по спекулятивным ценам и извлечения наживы. Разъясняем Вам, что в ст. 20 Земельного кодекса РСФСР указано: "Землепользователи имеют право и обязаны пользоваться земельным участком в тех целях, для которых они им предоставлены. Использование земли для извлечения нетрудовых доходов запрещается". Таким образом, выращивание овощей на приусадебном участке в больших количествах с целью продажи их по спекулятивным ценам является использованием земельного участка для извлечения нетрудовых доходов, что запрещается законом, а лица, допустившие нарушение указанных норм советского законодательства, несут гражданскую и административную ответственность. В соответствии со ст. 105 Гражданского кодекса РСФСР в личной собственности граждан может находиться имущество, в том числе транспортные средства, предназначенные для удовлетворения личных материальных и культурных потребностей. Имущество, в том числе и транспортное средство, находящееся в личной собственности граждан, не может использоваться для извлечения нетрудовых доходов, а в соответствии со ст. 14 п. Д "Правил дорожного движения" запрещается использовать транспортное средство в целях личной наживы. Предупреждаем Вас, что в случае использования Вами автомобиля (мотоцикла) для вывоза сельхозпродуктов, выращенных Вами либо другими лицами, за пределы района с целью продажи по спекулятивным ценам Вы будете привлечены к ответственности по ст. 4 Указа ПВС РСФСР от 19 июня 1968 года, а в случае систематического использования автомобиля (мотоцикла) для извлечения нетрудовых доходов в соответствии со ст. III ГК РСФСР — вплоть до безвозмездного изъятия транспортного средства".
От слов милиция зачастую переходила к делу. Юрисконсульт завода "Кавазтрансформатор" из Батуми Ломакин в 1978 году писал во все инстанции:
"27 августа мне пришлось выехать на ст. Красноармейскую Краснодарского края по поводу задержания 20.8.78 г. нашей машины УРАЛ N90-75 ГРЦ, которая нами была 18.8.78 г. командирована в г. Орел для завоза металлопроката. В ст. Красноармейской мне сообщили, что водитель был изгнан из района, а автомашина задержана за то, что "есть подозрения, что она собиралась возить капусту частникам". Почему речь шла о машине, а не о водителе, было сразу непонятно, однако ни и. о. начальника ГАИ, ни начальник РОВД и не пытались этого объяснить. Мне категорически было объявлено, что машина работает в колхозе им. Ленина в ст. Ивановской на перевозке овощей и будет работать там до 1 января 1979 года. Причем с каким независимым видом было сказано: "План сдачи овощей надо выполнять, а из района только в этом году 600 человек уехало! У нас уже года 2-3 частные машины задержанные работают". Да, частные, может быть, но почему принадлежащие другим гос. организациям?! Так за что же была задержана машина и на каком основании, отобрав имущество, принадлежащее государственной организации, использовать его без разрешения? Я вынужден был обратиться к и. о. прокурора района. Он с горечью констатировал, что, безусловно, действия райисполкома и РОВД незаконны, но он ничего сделать не может — "власти не хватает". Находящийся в это время в районе полковник Фатальников, убедившись, что в машине при задержании не было овощей, дал на свой страх и риск указание отпустить машину с 1.9.78 г. Тогда и. о. начальника ГАИ объявил, что причиной задержания автомашины является ее не зарегистрированное в тех. паспорте переоборудование. Более того, стоило полковнику Фатальникову выйти из кабинета после нашего разговора, как и. о. начальника ГАИ с нескрываемым злорадством заявил: "Ну, теперь я вам такую проверку по замене агрегатов сделаю, что вы не только 1 января 79 г., а вообще машины не увидите"".
Первый секретарь Краснодарского крайкома Сергей Медунов писал в Москву, что борется с частнособственническими инстинктами и прилагает все усилия для выполнения планов сдачи государству зерна и овощей. А один из проверяющих, побывавших в крае, Н. Н. Кишкин недоумевал:
"В Краснодарском крае запретили гражданам вывозить за пределы районов овощи, выращенные на приусадебных участках, организовали милицейские кордоны на дорогах, отбирали и без согласия владельцев сдавали их продукцию в заготконтору, ломали теплицы, у семьи колхозников-пенсионеров перепахали грядки и на несколько месяцев отключили в их доме воду, рассылали людям официальные письма-предупреждения, угрожая серьезными карами за использование личных машин для перевозки овощей и фруктов на рынки. Одновременно трансагентствам края было запрещено предоставлять частным лицам транспорт для перевозки овощей. Все эти меры не могут не привести к сокращению производства на приусадебных участках, вызывают рост рыночных цен и создают возможности для действительной спекуляции, для различных злоупотреблений со стороны должностных лиц".
Но в этом-то и была суть проводившейся в крае операции "Капуста". Чем выше становились цены в крае, тем больше денег оставляли отдыхающие на черноморских курортах. Тем больше доходило наличных до руководства крайкома, тем больше подношений Медунов мог доставлять в Москву и, пользуясь поддержкой свыше, увереннее чувствовать себя в руководящем кресле. А если для этого приходилось бесплатно отнимать чью-то собственность, то это издержки производства. Ведь ее отнимали всегда и будут точно так же отнимать впредь. Особенно когда речь идет о больших деньгах, как в нынешнем году в Сочи.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ