Премьера опера
Огромное полотно, представляющее классические традиции большой французской оперы и повествующее об антагонизме евреев и христиан в Германии XV века, поставили в Штутгартской опере знаменитые режиссеры Йосси Вилер и Сержио Морабито. ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА как будто побывала на симпозиуме по острым межнациональным вопросам.
Опера, в царской России называвшаяся "Жидовкой", а в советское время стыдливо переименованная в "Дочь кардинала", в свое время (она написана в 1835 году) сделала знаменитым своего автора — Фроманталя Галеви, сына еврейского кантора, а также учителя Гуно, Бизе и Сен-Санса. Она была очень популярна в XIX веке, ею даже открывалась Гранд-опера в Париже. В XX веке по понятным причинам ей пришлось нелегко. В Штутгарте, например, она последний раз ставилась в 1929 году. Сейчас "Еврейка" переживает ренессанс, обнаруживая целые залежи прекрасной музыки.
Чтобы ими насладиться, оперу, правда, надо соответствующим образом исполнять. И в этом смысле в штутгартской постановке оказалось немало проблем — начиная с резкого, разбалансированного оркестра под управлением 36-летнего француза Себастьена Рулана и заканчивая исполнителями двух очень тяжелых теноровых партий. За пожилого и заслуженного американца Криса Меррита, который исполнял центральную роль еврея-ювелира Елеазара, в финальной арии было просто страшно. А немец Фердинанд фон Ботмер, который изображал ветреного принца Леопольда, умудрившего влюбиться одновременно в двух женщин разного вероисповедания и этим заварить весь сыр-бор, очень уж комично осиливал многочисленные верхние ноты.
Лучше обстояло дело с обеими его избранницами — гламурную христианку Евдоксию, проводящую время в будуаре с бокалом коньяка, пела Катриона Смит из Шотландии. А ее диковатую и простодушную соперницу Рахиль (собственно, ту самую еврейку, которая в финале оказывается дочерью кардинала) — наша Татьяна Печникова из московской "Новой оперы". Штутгартский дебют москвички прошел удачно, "бу" ей — не в пример тенорам — никто не кричал, что уже совсем не мало.
Надо сказать, что и актерские возможности госпожи Печниковой выглядели на общем фоне очень органично — а это тут, пожалуй, еще важнее, чем пение. Штутгартская опера сильна прежде всего своей театральной составляющей. Постановщики Йосси Вилер и Сержио Морабито — одни из фирменных ее героев (в "Новой опере" идет их "Норма", перенесенная из Штутгарта, где как раз и поет госпожа Печникова). И на сей раз они как следует постарались, чтобы публика как можно меньше отвлекалась на музыку.
Понятно, что если браться сегодня за эту оперу, где из-за столкновений на религиозной почве рушатся судьбы и гибнут люди, то приходится высказывать свое мнение не только про музыку или про человеческие чувства, но и — ни много ни мало — про межнациональные отношения. Постановщики не стали просто переносить действие в наше время, что сейчас является почти обязательным. В их спектакле прошлое — как совсем давнее, так и не очень — перемешано с современностью и показано, что не так уж они далеки друг от друга. Что люди и тогда, и сейчас одинаково грубы, жестоки и склонны превращаться в агрессивную стаю. Особенно, если они следуют каким-нибудь особо строгим религиозным правилам.
Эти темы сценографом Бертом Нойманом изображены с помощью вертящейся деревянной конструкции. Помимо многочисленных и довольно бестолковых переходов и ступенек в ней имеются торжественные двери христианской базилики, фахверковый домик, в котором молится многочисленное еврейское семейство, и огромное полотно с нарисованным на нем прекрасным старым городом, обнесенным могучими стенами. На фоне его красоты разворачивается эффектная пантомима, с помощью которой постановщики решили вопрос с балетной музыкой, обязательной для жанра большой французской оперы. Очаровательные детки невинно играют в рыцарей и побеждают иноверцев, после чего некоторые из иноверцев оперативно перековываются в христиан, а некоторые смотрят на это с ужасом (тут уж подключаются и взрослые артисты).
Смех и слезы — любимый прием постановщиков, с помощью которого можно если не решить, то разворошить больную проблему. По ходу спектакля достается обеим конфессиям — но христианской, пожалуй, побольше. Здесь есть и вороватое запасание в пластиковую тару дарового вина, в которое чудесным образом превратилась вода, и потасовка церковнослужителей из-за богатого облачения. Стоит только хору затянуть праздничное "Te Deum laudamus", как у нормальных вроде бы людей в легинсах и свитерах руки сами тянутся в характерное приветствие, к которому остается только прикрикнуть "хайль". Они сами этого стесняются, хихикают, но ничего не могут с собой поделать. Ну и ладно, что уж так на эту тему заморачиваться — ведь это не всерьез, понарошку.
Точно так же, понарошку, они примеривают карнавальные средневековые костюмы, в которых так и тянет попугать кого-нибудь чужого, например еврея. А потом прикидываются уморительно смешными людьми в длинных черных лапсердаках с накладными носами и с чемоданчиками в руках, которые послушно и весело куда-то перемещаются. После этого издевательского шествия Елеазар уже без всяких шуток убивает себя и свою приемную дочь Рахиль на глазах ее настоящего отца кардинала (отличный китайский бас Лиан Ли). К кардиналу, кстати, постановщики относятся с наибольшим сочувствием. Но над его попытками навести политкорректность точно так же мрачно иронизируют.