Зимой депутат-патриот Николай Павлов решительно заявлял: "Беловежских каинов надо было расстрелять на месте". Плоды ельцинских трудов последней недели оказались таковы, что Ельцина, даже с точки зрения самого энергичного патриота, расстреливать совсем не нужно, а нужно, напротив, наградить почетным званием беловежского Авеля: лидеры трех самых непокорных республик бывшего СССР, т. е. Украины, Молдавии и Азербайджана (Прибалтика, отрезанный ломоть, не в счет) проявили готовность идти с Россией на мировую, делать чрезвычайные уступки, интегрироваться в СНГ etc.
Уступчивость Украины, президент которой согласился отдать в аренду Севастополь и заплатить украинской частью флота по нефтяным долгам Киева, непосредственно связана с недавним обвалом украинской экономики, не выдержавшей мировых цен на энергоносители. Кротость Азербайджана связана с пониманием того, что без России развязать карабахский узел нелегко, а если его не развязать, то и "партократ" Алиев может слететь точно так же, как до него "демократ" Эльчибей и "партократ" Муталибов. Другую природу имеет готовность Казахстана, Армении, Узбекистана, Белоруссии и Таджикистана войти в рублевую зону на российских условиях, т. е. поступиться существенной частью своего суверенитета. Готовность эта — явный плод недавней российской денежной реформы.
Из канцелярии российского президента на полную мощность звучит: "Гром победы, раздавайся". Громовержец победы пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков бодр как никогда и указывает: "Бокал 'Массандры' (Ельцин освежался ею с Кравчуком. — Ъ) обозначает определенный политический 'Рубикон', который перешла Россия вместе с Ельциным. Преодолен опасный 'горбачевский синдром', при котором происходит скоропалительный 'слив' позиций без выторговывания ответных уступок. На глазах меняется стилистика российской дипломатии. Обвинения в адрес МИД со стороны ультрапатриотов не более как политическая инерция. Когда речь идет об истинно российском патриотизме, а не о спекуляциях, то оппозиции нечему поучить команду президента".
Готовность покончить с "горбачевским синдромом" впечатляет, однако победные реляции из президентской канцелярии нуждаются в известном уточнении. "Скоропалительный 'слив' позиций", к которому и сводится сущность синдрома, имел как субъективные, так и объективные причины. В части субъективных причин, допустим, можно согласиться с Костиковым, что "эпохе политического деморомантизма в России пришел конец", и объяснить особенности деморомантической эпохи неопытностью, прекраснодушием и пр. молодой российской дипломатии. Однако если сделать мысленный эксперимент и предположить, что российскую политику в ближнем зарубежье сразу — с августа 1991 года — проводили бы жесткие и расчетливые прагматики (которые появились якобы только теперь), то итог деятельности прагматиков вряд ли сильно отличался бы от нынешнего. Ведь главной свойство внешней политики как раз в том, что она внешняя, т. е. является итогом действий не одного, а двух и более партнеров, и от контрагента — даже если Россия большая, а контрагент маленький — тоже кое-что зависит. Ну а в отчетный период (сентябрь 1991--сентябрь 1993) центробежная инерция, потенциал которой копился десятилетиями и даже столетиями, была по-прежнему высока, а средств давления на соседей у России было совсем негусто. Собственно, и сейчас Россия обладает не Бог весть каким потенциалом для проведения активной внешней политики, и суть дипломатии эпохи СНГ — "слабое взаимодействие между слабыми партнерами" — остается прежней.
В этом смысле вызывает некоторое сомнение живой оптимизм ельцинского пресс-секретаря — "стоит вырвать несколько националистических колючих сорняков, и пути для 'новой сделки', которая определит геополитические контуры и стратегические параметры нового сообщества, будут расчищены". С одной стороны, в свое время уже был вырван более чем колючий Гамсахурдиа, с появлением Шеварднадзе на "новую сделку" между Россией и Грузией возлагались изрядные надежды — результаты же известны. С другой стороны, беда лидеров СНГ не столько в том, что они колючие, сколько в том, что они слабые и потому не способные проводить в отношениях с Россией стабильную политику, предполагающую и последовательность, и предсказуемость, и определенную — по одежке протягивай ножки — уступчивость.
В таких условиях "новая сделка" сулит как минимум две опасности. Либо партнеры России (особенно это относится к участникам рублевой зоны) станут и далее проводить последовательную политику по принципу "а Васька слушает, да ест", так как сомнительно, чтобы воюющая Армения и балансирующий на грани социального взрыва Узбекистан могли честно проводить предписываемую Россией жесткую финансовую линию. Либо некрепко сидящие лидеры (разумеется, прежде всего президент Украины) сами жестоко поплатятся за излишнюю, с точки зрения оппозиции, уступчивость в отношениях с Россией, и "новая сделка" обогатит Россию парочкой соседей гамсахурдиевско-эльчибеевского стиля.
Поэтому о прокламированной "новой сделке" имеет смысл говорить скорее в контексте внутренней политики — живые речи про "горячую осень" и грядущие выборы предписывают играть по канонам американского предвыборного года, т. е. демонстрировать крайнюю внешнеполитическую бодрость. С точки зрения такого рода агитационных игр с Костиковым, утверждающим, что сегодня "нет никаких оснований отделять президента и правительство от разумной патриотической общественности", вполне можно согласиться.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ