// ПЕРЕМЕЩЕННЫЕ ЦЕННОСТИ
22 марта в Большом зале Петербургской филармонии играет пианист Григорий Соколов — по традиции свой единственный в году российский концерт музыкант с мировым именем дает в родном городе.
Один из самых почитаемых пианистов современности следует традиции, которую сам завел много лет назад,— выступать в России раз в год, только в родном Петербурге и никогда в Москве и всякий раз с новой программой. Правда, на этот раз он выступает не в апреле, как обычно, а в марте, да и программа не совсем нова. В прошлом году Григорий Соколов играл 24 прелюдии Шопена. На этот раз он их повторяет, правда, в компанию идет не прошлогодняя шубертовская соната, а две сонаты Моцарта — фа-мажорные K280 и K332. Впрочем, удивляться подвижкам в графике и повтору в репертуаре не следует: Григорий Соколов славен, среди прочего, и тем, что внешним обстоятельствам (тому, что называется конъюнктурой) нисколько не подвластен. Выбор репертуара для него обусловлен сугубо музыкальными причинами. А в апреле у него есть другие дела и другие концерты — на Кипре, в Риме, Берлине, Амстердаме и Милане.
Объяснять, чем замечателен пианист Григорий Соколов, пожалуй, можно только от противного. Он не бывший вундеркинд, покоряющий мир на крыльях славы: выиграв в 16 лет конкурс имени Чайковского, он стал одним из главных пианистов последнего времени постепенно, тихо, незаметно для прессы и многих меломанов. Он не техногенное чудо: сила Григория Соколова — в пианиссимо, в оттенках умирающего звука, а то и в многодецибельных взрывах, которые, однако, нисколько не похожи на покорение концертного рояля, которым увлекается большинство нынешних молодых фортепианных звезд. Он не романтик, играющий сладкую музыку безвозвратно ушедшей эпохи в угоду современным сентименталистам: Шуберт у Соколова звучит отстраненно, как смерть, а Шопен — живо, как межнациональные конфликты (в которые этот главный романтик мирового пианизма был очень даже вовлечен). Он не концептуалист: в программах Григория Соколова экспроприированные "аутентистами" Фробергер, Берд и Бах мешаются с, казалось бы, случайными выборками из Бетховена, Равеля, а то и армянского классика Комитаса. Он не бизнесмен от классики: на чужие денежные заказы не реагирует, со знаменитыми оркестрами и знаменитыми дирижерами играет мало, между концертами держит паузу, между мировыми турне готовит новые программы по полгода. Он не аскет и не отшельник: несмотря на свою славу затворника, интервью (о сроке жизни роялей или о нелюбви к Листу с Вагнером) раз от разу дает и записи, хоть не студийные, а концертные, все-таки выпускает.
Григория Соколова сравнивают с Гленом Гульдом (за независимость интерпретаций), Эмилем Гилельсом (за верность романтическому фортепианному репертуару) и Святославом Рихтером (за статус и любовь к игре в затемненном зале). О Григории Соколове любят рассказывать легенды. Говорят, например, что третий звонок дают, когда пианист, сосредоточенно бродящий по филармоническому "предбаннику", расцепляет скованные руки, и не раньше. Что перед концертом он обязательно проигрывает всю программу, причем в присутствии настройщика. Что после каждого концерта он полчаса играет бисы, и именно в них уверовавшему слушателю открывается смысл концерта. Все это вполне похоже на правду. Чтобы убедиться в этом, достаточно прийти на концерт 22 марта. Следующая возможность услышать Соколова в России вряд ли появится раньше чем через год.