Премьера кино
Фильм Джулиана Шнабеля "Скафандр и бабочка", появившийся на российских экранах, на последнем Каннском фестивале был отмечен призом за лучшую режиссуру. С тех пор прошел почти год, но сильных конкурентов ему почти не обнаружил АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Да, конечно, появилась "Нефть", но фильм Шнабеля от этого не стал хуже. И хотя в Канне у него тоже были сильные конкуренты, но жюри не промахнулось, присудив ему именно что режиссерский приз. Потому что "Скафандр и бабочка" — камерное, локальное кино, лишенное больших социальных амбиций, зато оно настолько виртуозно исполнено, что заставляет говорить о режиссуре в наш век компьютерных чудес как о почти забытой рукодельной профессии.
Многое объясняет тот факт, что Джулиан Шнабель еще сравнительно недавно был никаким не режиссером, а знаменитым художником. Он называл себя неоэкспрессионистом, делал инсталляции из битых тарелок и слыл одной из самых раскрученных поп-фигур под стать Энди Уорхолу. Но Уорхол снимал экспериментальные фильмы в жанре художественного экстрима, которые вряд ли в состоянии осилить хоть один нормальный кинозритель. Шнабель же, наоборот, дебютировав в кино тематическим фильмом "Баския" (о негритянском художнике, сподвижнике Уорхола), быстро переметнулся в мейнстрим.
Его вторая картина "Пока не наступит ночь" была поставлена по автобиографии кубинского поэта-диссидента Рейнальдо Аренаса, который по указанию Кастро был выслан из страны вместе с группой гомосексуалистов и умер в Нью-Йорке от СПИДа. Аренаса играл Хавьер Бардем, получивший за эту роль приз в Венеции и оскаровскую номинацию. Вместе со Шнабелем они стояли на венецианской сцене — скромняга Бардем и отвязный Шнабель в халате и кроссовках на босу ногу; принимая спецприз жюри, он нецензурно выражался и взасос целовал своего артиста.
Прошло семь лет. Хавьер Бардем за это время стал звездой, отхватил "Оскара" (за роль у братьев Коэн) и в числе прочих сыграл прикованного к постели беднягу, борющегося за право на эвтаназию, в фильме "Внутреннее море". Джулиан Шнабель продолжал жить со своей женой в Сан-Себастьяне и потешать публику хулиганскими выходками. Наконец он опять сделал кино — тоже об инвалиде, тоже по автобиографической книге, только вместо Бардема и уже утвержденного Джонни Деппа в итоге взял на главную роль француза Матье Амальрика. Точное попадание: не факт, что испанская или голливудская звезда затмила бы этого невзрачного француза с харизмой, обеспечившей ему роль противника Джеймса Бонда в грядущей серии бондианы.
Основное действие "Скафандра и бабочки" почти целиком разыгрывается на больничной койке. Герой — издатель журнала Elle Жан-Доминик Боби, чья жизнь, по общему мнению, прекрасно удалась, а по мнению Шнабеля, обычный говнюк из мира гламура, хотя и гетеросексуал — становится жертвой внезапного инсульта, разбившего его за рулем новенького кабриолета. Выйдя через две недели из комы, он видит нависшую над ним женскую грудь и прелестное лицо. Из всех частей его тела двигаться способен только левый глаз. Он и становится инструментом общения: моргая при нужной букве алфавита, который читает его больничная кураторша, Жан-Доминик учится складывать слова. Ему предстоит пройти долгий путь, в результате которого он ухитряется стать намного чище и лучше, чем был до болезни. Ему удается оживить свой мозг, испытать радость жизни и написать о своем опыте пронзительную книгу. Эта книга, собственно, и послужила основой сценария.
В фильме Джулиана Шнабеля поражают две взаимосвязанные вещи. Первая как бы техническая. Рецензенты уже уподобили взгляд камеры Януша Каминского (оператор Стивена Спилберга) классическому киноглазу Дзиги Вертова и современной "вебке", будто бы установленной внутри телесного скафандра героя и позволяющей ему общаться с миром в самых невообразимых ракурсах. В том-то и дело, что этот прием не формален, а чрезвычайно человечен. Недавно Клод Лелюш сказал в интервью "Ъ", что все мы кинематографисты: глаз — самая замечательная камера, ухо — лучший микрофон. У героя Шнабеля микрофон и камера повреждены, и потому фильм превращается в подобие немого или раннего звукового кино, гораздо более изобретательного и экономного в средствах. Кино, в котором режиссура означала нечто гораздо большее, чем теперь.
Второй удар по современному, исполненному пессимизмом кинематографу художник-хулиган Шнабель наносит с эмоциональной стороны. Он прекрасно умеет выцедить слезу, тем более что ему в этой задаче ассистирует сам Макс фон Сюдов в роли разбитого Альцгеймером отца героя. Он жмет на эротическую клавишу, окружая Жан-Доминика сонмом жен, любовниц и медработниц с модельной внешностью и ангельским сердцем. Он заставляет больного заново пережить все романы и интрижки, добавить к ним новые и ощутить себя в своем скафандре Синей Бородой, героем "Восьми с половиной" Феллини или знаменитым сердцеедом Роже Вадимом. И никакой эвтаназии! Жизнь прекрасна — до последнего моргания глаза, до последнего трепыхания бабочки в душе, до последнего образа, запечатленного нашей внутренней кинокамерой.