Премьера театр
Актер Алексей Гуськов поставил со студентами Школы-студии МХАТ "Палату номер 6". История чеховского доктора, впавшего в расстройство от несовершенства окружающей действительности, превратилась в притчу о том, что никакой особой разницы меж миром здоровых и больных нет. Особенно в России. На спектакле побывала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА
"История одной болезни" лихо закручена: режиссерская неопытность актера Алексея Гуськова компенсируется его же буйной фантазией и не всегда профессиональной, зато упоенной игрой студентов — потому, вероятно, спектакль и принят в репертуар Театра имени Маяковского, испытывающего острую нехватку свежих сил.
Тревожная двойственность происходящего чувствуется в спектакле с самого начала: врачебный халат, который заботливо подает доктору Рагину (Степан Девонин) его ретивый коллега Хоботов (Станислав Беляев), похож на смирительную рубаху. Хоботов — красавец-блондин, выхватывающий из толпы больных бабу и проворно укладывающий ее под нож, явно смахивает на маньяка. Самого же Рагина, любопытствующего у коллеги, разбавляет ли он спирт или пьет так, выдает странный остановившийся взгляд, который он вперяет в сидящих в метре от него зрителей. Этот доктор только и ждет, когда покинут его назойливые посетители. Тогда, разом перестав притворяться здоровым, он выгнется в каком-то странном танце, распахнет в углу деревянную дверку (за ней окажется другая, запертая) — и станет корчиться в дверном проеме, словно примеривая на себя гроб. Потом отойдет, захлопнет дверь, а из-за нее тотчас выскочит лохматый монстр — то ли еврей Моисейка (Сергей Овчинников), обитатель палаты номер 6, то ли alter ego самого Рагина.
Дни в уездной больнице неотличимы один от другого: баба, зарезанная Хоботовым, появляется как ни в чем не бывало и снова прозывается Марфой, сторож Никита (Игорь Коняхин) снова колотит больных, Дарьюшка (Инна Лясковец) услужливо подносит спирт... Череда повторяемых этюдов, выполненных под бравурную музыку, наводит на мысль о том, что конца у этого затхлого, замкнутого в темных деревянных стенах мира, просто нет. Не зря Рагин с таким жаром внушает больному Громову (Игорь Грач), единственному интеллигенту в городе (от того, должно быть, и помешался), что доктора не должны мешать людям умирать, ибо смерть — нормальный, законный конец. Громов, философские споры с которым все больше затягивают доктора, становится для Рагина примерно тем же, чем Черный монах является для ученого Коврина, героя другого чеховского рассказа. Но если монах соблазнял гениальностью, то Громов — безумием.
В напряженных, горячих спорах с цитатами из Марка Аврелия оба актера столь же убедительны, как и во время диковатых танцев или психических припадков. Прочие же персонажи спектакля поданы по-набоковски: одни и те же артисты изображают то обитателей злосчастной палаты, то уездных обывателей, ничуть не скрывая, что это — те же психи, ловко спрятавшие больничные лохмотья под фраками и калошами.
Как ни досадно, возникает впечатление, что вместе с доктором Рагиным сходят с ума и авторы спектакля. Этюды, из которых он состоит, весьма отдаленно следующие за сюжетом Чехова, но такие точные и страшные в начале, вдруг растягиваются, теряя ритм, превращаясь в глупую карикатуру. Сцену освидетельствования Андрея Рагина уездными обывателями — огромную, бесформенную, с грубыми и громкими криками — спасают лишь спокойные, горькие речи доктора.
Степан Девонин (имя, вероятно, стоит запомнить) умен и естественен даже тогда, когда его герой выпивает, ведя беседы с сошедшим к нему с пьедестала Марком Аврелием (в него преображается доктор Хоботов), бог знает для чего навязанные спектаклю постановщиком. И когда примеряет на себя другие чеховские сюжеты: обнимает Даму с собачкой (на самом деле — все та же Дарьюшка) или мечтает о железной дороге, которую построят в пяти верстах от города (это уже из "Трех сестер"). Только вот простой и быстрой смерти от апоплексического удара, подаренной Чеховым своему герою, для его Рагина нет. Есть подлый доктор Хоботов, упекший его в смрадную палату номер 6, есть грозный дворник Никита... — на избавление рассчитывать не приходится, а справедливость восторжествует только тогда, когда в ту же палату попадет сам Хоботов. Впрочем, в условиях города NN это случится довольно скоро, будьте уверены. И его, конечно, тоже не вылечат.