Премьера кино
Мелодрама "Все могут короли" заимствует название у популярной песни про мезальянс, а все остальное — из "Римских каникул" Уильяма Уайлера. Все мастерство сценариста Эдуарда Володарского ушло на то, чтобы обыграть перенос действия из Рима в более доступный город на Неве, отчего классическая история любви между принцессой и журналистом заиграла, на взгляд ЛИДИИ Ъ-МАСЛОВОЙ, фантасмагорическими красками.
"Римские каникулы" скопированы авторами "Королей" (а кроме драматурга Володарского это режиссер Александр Черняев) настолько подробно, чуть ли не покадрово, что это как бы объясняет отсутствие в титрах или пресс-релизах какой-либо ссылки на первоисточник: ведь и так всем все очевидно. В суд, конечно, на плагиаторов никто не подаст, но их простота в заимствовании чужого выглядела бы более обаятельно, если бы проскочила у них в картине хоть какая-то шутка, какой-то микронамек на фильм Уайлера с Одри Хепберн и Грегори Пеком: да, тырим, но тырим с юмором и постмодернизмом. Вместо этого же авторы русифицированного римейка одной из самых образцовых мелодрам предпочитают скорее делать вид, что никаких "Римских каникул" никогда не существовало.
Впрочем, больше, чем это застенчивое воровство, огорчает отсутствие четкой концепции и определенности в том, какие элементы "Римских каникул" авторы считают необходимым срисовать один в один, а какие — видоизменить национальным колоритом. Самое чудесное видоизменение, хотя вряд ли намеренное, а скорее связанное с невозможностью найти ни в одном актерском агентстве хотя бы отдаленного подобия Грегори Пека,— это его замена на Гошу Куценко. От этого петербургские приключения принцессы некоего условно-вымышленного франкоязычного королевства приобретают гораздо более опасный оттенок, тем более что репортерская деятельность героя описана с дополнительными подробностями, которых не было в целомудренном голливудском оригинале.
Журналист редкого профиля, он не собирает сплетни, как делают его менее талантливые коллеги, а своими, условно говоря, руками создает сенсации. Не дожидаясь, пока какая-нибудь звезда (в "Королях" для примера фигурирует Маша Малиновская) засветится в компании с новым хахалем, он сам склеивает звезду и пялит ее на ближайшем подоконнике — кладет, короче, на алтарь журналистики самое дорогое, а его друг-фотограф (Оскар Кучера) делает компрометирующие снимки, и вот уже на следующее утро таблоид "Первые новости" выходит с хедлайном "Свадьбы года не будет?".
Руинировав репутацию Маши Малиновской, герой получает довольно унизительное для золотого пера России задание — посетить пресс-конференцию некой "наследной принцессы королевской фамилии", которая, как выяснится в конце, приехала, чтобы передать в дар Русскому музею переписку ее бабушки, герцогини Аквитанской, с графом Горчаковым (вполне нормальная тема: звучит красиво, а какую музейную ценность может представлять подобная переписка, бестактный вопрос, не имеющий отношения к делу). Проспав пресс-конференцию, журналист обнаруживает, что проспал ее как раз в компании пресловутой принцессы, которая под воздействием снотворного выпала с балкона Юсуповского дворца и была подобрана в бессознательном состоянии героем, предложившим показать ей достопримечательности с потаенной целью изготовления очередного похабного эксклюзива.
Придав нашей акуле пера более хищную наружность, авторы "Королей" решили зато принцессу сделать для противовеса более кисейным и неземным созданием, чем бойкая героиня Одри Хепберн. Достаточно увидеть, как принцесса, в исполнении Елены Поляковой, встав поутру с кровати, подбегает на цыпочках к окну, принимает грациозную позу, просвечивая сквозь ночнушку, а потом, так же жеманно семеня на цыпочках, возвращается в постель, захватив по дороге альбомчик со старинными фотографиями Петербурга, и склоняется над ним с непередаваемым умилением на лице. Принцесса в силу своих генов прется от русской культуры, и главный художественный прием, который отличает наши "Римские каникулы" от настоящих,— это массовка в исторических костюмах, которая периодически мерещится героине на петербургских улицах. От красоты Инженерного замка гостью Петербурга накрывает самый страшный глюк: Гоша Куценко в цилиндре и белой бабочке сажает ее в коляску — принцесса, соответственно, тоже в шляпке и опять изгибается аки Царевна Лебедь, самым неестественным образом, силясь изобразить дореволюционную аристократическую грацию.
Недоверие, однако, в этом фильме вызывают не только деревянные манеры принцессы — здесь даже вывеска "Изготовление ключей" под окном квартиры, где живет журналист, и та фальшивая, бутафорская, хотя казалось бы, чего проще найти в Петербурге. Вообще, чтобы визуально убить петербургскую натуру, нужна известная операторская гениальность, и она присуща стоявшему за камерой Даяну Гайткулову, который любит снимать так, чтобы как можно меньше окружающей архитектуры попадало в кадр: например, один из его любимых ракурсов — это вид сверху на головы героев. Чья это точка зрения, кто это с небес любуется куценкиной макушкой? Не то покойный Уильям Уайлер, не то сам Господь, к которому в финале взывает отец принцессы (Жерар Депардье): "O mon Dieu!", завидев Гошу Куценко, въезжающего в ворота фамильного замка на белом коне.