В 1994 году Лиссабон объявлен очередной культурной столицей Европы вслед за Афинами, Флоренцией, Амстердамом, Берлином, Парижем, Глазго, Дублином, Мадридом и Антверпеном, которые уже удостаивались этого звания. Размах намеченных в городе мероприятий можно сравнить с ЭКСПО в Севилье и с празднествами в честь Колумба, недавно устроенными в Генуе. Огромные вложения в строительство и реставрацию португальской столицы должны также подготовить ее к проведению Всемирной Выставки в 1998 году.
То, что для Берлина или Парижа было приятной обязанностью, для Лиссабона — решающее событие. В 1986 году Португалия вошла в Европейское сообщество, что стало концом долгой изоляции. Из-за длительной паузы в общении с другими странами, наступившей благодаря режиму Салазара, Лиссабон исчез с культурной карты Европы. Со времен Васко да Гамы этот город, находящийся на географической окраине Европы, никогда не был особо посещаем иностранцами, когда же технический прогресс снял проблему расстояний, возникли политические препятствия.
Сегодня культурный человек, специально не занимавшийся португальской историей, вряд ли припомнит в связи с Лиссабоном чьи-то еще имена, помимо имен Васко да Гамы, Камоэнса и Фернанду Песоа. И для того, чтобы вновь ввести португальскую культуру в европейскую орбиту, власти не пожалели ни сил, ни денег. В Лиссабоне пройдут многочисленные театральные премьеры, концерты, литературные конференции и кинематографические просмотры. Важное место в программе занимает изобразительное искусство — за год в культурной столице Европы будет проведено двадцать четыре выставки, посвященные старому и новому португальскому искусству.
Но наибольший интерес вызывает выставка, впрямую с португальским искусством не связанная. В "Музео националь де арте антигуа" открыта экспозиция "Искушение Святого Антония: разработка темы". В центре ее картина Босха "Искушение Святого Антония", которая находится в Португалии с XVII века. После того, как Босх вошел в моду в начале нашего столетия, эта его картина стала одной из самых популярных. Но хотя она и воспроизводилась в каждом альбоме, посвященном Босху, из-за закрытости Португалии мало кто мог ее видеть. Выставка в Музео националь приглашает европейских знатоков насладиться этим шедевром.
Шедевр подан в очень изысканным обрамлении. Вокруг него расположилась экспозиция из произведений Арчимбольдо, Дюрера, Гюстава Моро, Анри Руссо, Беклина, Дали, Магрита, Дельво, Пикабиа, Дюшана и Джакометти. Таким образом, босховское искушение разворачивается от пятнадцатого века до наших дней. Идея не нова, достаточно вспомнить грандиозную выставку 1989 года, проведенную в Палаццо Грасси в Венеции под названием "Эффект Арчимбольдо". На ней наряду с блестящим подбором картин и рисунков миланского мастера XVI века в изобилии присутствовали произведения современных художников, в первую очередь сюрреалистов. В огромном томе, выпущенном по поводу выставки, были перемешаны суховатые рассуждения о жизни Арчимбольдо при пражском дворе и эстетические манифесты Сальвадора Дали.
"Эффект Арчимбольдо" указывал не только на то, что итальянский художник ХVI века провозглашен вдруг одним из величайших гениев мировой живописи, вечно живым и вечно с нами. Его странные портреты, составленные из различных предметов, животных, рыб, цветов или фруктов, поражают своей близостью к абсурду современных коллажей. Открытие Арчимбольдо принадлежит сюрреализму, и именно этот художник должен служить доказательством того, что сюрреализм был всегда и, значит, всегда будет.
Любая монография о сюрреализме предтечами называет Босха с его "Искушением Святого Антония" и какую-нибудь из аллегорий Арчимбольдо. Неожиданно эти два художника оказались прочно связанными с одним из самых крупных течений в искусстве XX века. Сюрреализм сделал им рекламу, и сегодня Босх и Арчимбольдо — два самых популярных старых мастера культурного обывателя и масс-медиа. Аллегории Арчимбольдо украшают рекламы духов и овощных консервов, а католические откровения Босха не раз использовал для выражения своих чувств столь чуждый католицизму орган печати, как газета "День".
Между Босхом и Арчимбольдо пролегает пропасть в один век, усугубленная разницей дарований. Босх в конце XV века сделал зримым внутренний мир средневекового человека, исполненный бесчисленных символических взаимоотношений между повседневностью и запредельностью. В каждом болоте, лесу, хлеву, овине, очаге, горшке жило бесконечное количество больших и малых духов со своими привычками и повадками. Они проявляли себя по-разному: от самых примитивных и грубых поступков, вроде спутыванья конских грив, до деяний вселенского масштаба, вроде комет, предвещающих конец света. Все средневековое искусство наполнено намеками на эту жизнь, окружавшую каждого, от неграмотного крестьянина до монаха-латиниста. Босх провел гигантскую работу, создав огромный гербарий этого смутного мира, где все высушено тщательной фламандской кистью и расположено в идеальном порядке, сравнимом с порядком таблицы Менделеева. Потом ключ к таблице Босха был потерян, и человеку ХХ века стало казаться, что средневековые алгоритмы, занимавшие нидерландского художника, сродни откровению разнузданной фантазии и болезненного подсознания в самом расхожем современном духе.
В сравнении с Босхом Арчимбольдо, мастер столь же тщательный и рациональный, — всего лишь автор куртуазной лирики, вдохновенно переиначивающий "Песнь песней". Художник типа Арчимбольдо был воспет Сашей Черным в стихотворении, рассказывающем, как скульптор Хирам создал портрет Суламифи по описанию царя Соломона, сделав ей "нос, как башня Ливанская". Нечто подобное выйдет, если, следуя за сонетом Гонгоры, одного из самых прекрасных поэтов маньеризма, визуально выразить стих "когда рубин ее волос течет..." Различие между Босхом и Арчимбольдо огромно, но в сознании XX века оно стушевалось. Случайность, что один попал на страницы "Дня", а другой на флаконы парфюма. Для современного человека эти художники вполне взаимозаменяемы, и арчимбольдески могут вторить апокалиптическим газетным рыданиям, а "Сад наслаждений" Босха рекламировать последние достижения модных дизайнеров.
Выставка в Лиссабоне пример такого сумбура. Как бы ни трактовали "Искушение Святого Антония", совершенно ясно, что в качестве искусителя человеческого духа в картине Босха выступает весь земной мир, населенный бесами. Неважно, в каком виде они предстают — в виде печного горшка или Аполлона Бельведерского. Святой обязан чуждаться всего дольнего. Постепенно, с утерей святости, искушения стали более изысканными. У Флобера святого искушает лишь то, что мог выдумать "парижский вкус голодный", и горшкам места не остается. От средневекового убеждения, что все земное — грех, XX век уже пришел к убеждению, что грех — это все лучшее, что есть на земле. Лиссабонская экспозиция устроена таким образом, что кажется, будто искушать Святого Антония собрались киты сюрреализма, ставшие сегодня китами популярности. Святой, скорее всего, отвернется от них, как на картине Босха он отвернулся от демонов, и пристально посмотрит на зрителя: какое впечатление производят на него все эти восхитительные безобразия?
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ