Жюльен Дювивье, мастер поэтического реализма 1930-х, ставший к 1950-м добротным ремесленником на все руки, создал одного из самых популярных киногероев своего времени. О потешных приключениях дона Камилло (Фернандель), священника из итальянского городка Басса, будет снято еще четыре фильма. Но реальность, лежавшая в их основе, совсем не потешна. В конце 1940-х кое-где в Италии де-факто шла гражданская война между коммунистами, накопившими за годы Сопротивления нехилые арсеналы, и правыми католиками. В средствах не стеснялись ни те, ни другие. Вот и в Бассе фактическое двоевластие дона Камилло и мэра-коммуниста Пеппоне (Джино Черви), избрание которого для буржуа чуть ли не Апокалипсис. Другое дело, что Дювивье выступает в роли почти что политтехнолога-примирителя: война ненеизбежна, ведь и мэр, и дон — здоровое, хоть и взбалмошное крестьянское семя, друзья еще по партизанскому отряду и в равной степени желают ближним счастья.
В интонации режиссера, слава богу, начисто отсутствуют проповеднические интонации — он апеллирует к чувству юмора и здравому смыслу. В Бассе есть кое-кто способный заставить заткнуться обоих героев — старенькая учительница Кристина, для которой они так и не повзрослевшие дети. Идеологические споры смолкают, когда надо, например, примирить две исконно враждующие семьи, чьи отпрыски полюбили друг друга и готовы, как Ромео и Джульетта, красиво утопиться на мелководье. Коммунист, что возможно только в Италии, хороший католик, только вот требует, чтобы его сына окрестили Лениным, на что Камилло сначала категорически не согласен. Потом уступит на условии, что младенца нарекут еще и Камилло. А подпольный арсенал дон предусмотрительно подорвал, прихватив себе на всякий случай пулеметик. Такая предусмотрительность не самая экстравагантная черта героя. Фернандель создал почти что эпический и, во всяком случае, самый причудливый образ священника в кино. Гигант с лошадиной мордой постоянно беседует с Иисусом, вынужденным одергивать своего слишком порывистого слугу: дескать, твоя территория — это церковь, а в то, что происходит за ее пределами, не лезь. Вот Камилло выносит из храма распятие, чтобы возглавить крестный ход, который коммунисты норовят сорвать, и по-свойски пеняет Господу: "Ну и тяжелый же крест". На что тот резонно возмущается: "Это ты мне говоришь?!"
Пулемет Камилло, впрочем, ни к чему, как и красноречие, без которого он благополучно обходится. Все теологические аргументы заменяют ему кулаки. Споры с Пеппоне завершаются дружеским мордобоем. А толпу залетных красных, посмевших посмеяться над нелепым священником, он просто погребет под столиками кафе, которыми орудует как палицами. Самая смешная сцена в фильме — вызов Камилло на ковер к епископу (Шарль Виссьер), наслушавшемуся о его кулачных подвигах. Дряхлый, но озорной иерарх притворно изумляется: как это — столами закидали? Столы же, поди, тяжелые, признайтесь, сын мой, что тут вы приврали. Не тратя лишнего времени на объяснения, Камилло доказывает, что слава о его подвигах ничуть не преувеличена: к вящему восторгу епископа, громит пышную обстановку его кабинета, подбрасывая письменный стол, как пушинку. Правда, в финале его все-таки удалят из прихода. Но и левые, и правые тайком друг от друга придут проводить его со всем уважением, щедро снабдив на дорогу сытной крестьянской жратвой под звуки сбродного деревенского оркестра: холодной войной пусть развлекаются русские и янки.
"Маленький мир дона Камилло" (Le petit monde de Don Camillo, 1951)
 "Случай в Окс-Бау" (The Ox-Bow Incident, 1943)Столь безжалостного и лаконичного вестерна не снимал никто ни до, ни после Уильяма Уэллемана. На протяжении 72 минут на экране не происходит ничего, кроме хладнокровного убийства, именуемого судом Линча. Городок в Неваде, куда въезжают Джил (Генри Фонда) и Арт (Генри Морган), вынужденные затем, чтобы не выделяться, примкнуть к отряду линчевателей, словно вымер. Обыватели оживут как зомби, услышав об убийстве фермера и краже его стада. Преступников долго искать не приходится — они дрыхнут у костра недалеко от города. Мартин (Дана Эндрюс) тщетно уверяет, что купил стадо, клянется малыми детьми. У мексиканца (Энтони Куин) такая протокольная рожа, что его ни о чем и не спрашивают. Перепуганный старик (Фрэнсис Форд) путается в показаниях. Презумпция невиновности — что это? Вздернут всех. Не сразу, сначала накормят и дадут выпить. Но все-таки поторопятся, не узнав, что фермера никто не убивал. Невероятно актуальное кино для современной России, упивающейся самосудами. "Ярость" (Fury, 1936)Еще один фильм о самосуде — голливудский дебют великого Фрица Ланга — считается провозвестником нуара. Обезумевшая толпа сжигает тюрьму, где заперт Джо (Спенсер Трейси), обвиненный в похищении. Политические соображения не позволяют губернатору вызвать войска, способные предотвратить трагедию. Когда настоящий преступник будет пойман, под суд пойдут два десятка линчевателей. Их, снова ставших мирными обывателями, уличит фильм, снятый во время штурма тюрьмы: искаженные яростью лица, отчаянный взгляд Джо из-за тюремной решетки. Проблема в том, что ярость заразна. Яростью болен Джо, чудом спасшийся при пожаре и наслаждающийся местью из своего тайного убежища, болен ею и сам Фриц Ланг. Остатки веры в человечество он растерял, насмотревшись на берлинских улицах на пиршества штурмовиков. Но ярость вдохновила его на шедевр, сочетающий ледяную четкость интриги с обилием мистических и фрейдистских символов, наследием немецкого экспрессионизма. "Винтовая лестница" (The Spiral Staircase, 1945)"Готический" триллер, снятый в Голливуде немцем-иммигрантом Робертом Сиодмаком,— образцовая инструкция по нагнетанию страха на экране. Онемевшая, когда ее родители погибли при пожаре, Элен (Дороти Макгуайр) прислуживает в доме профессора Уорси (Джордж Брэнт) и обречена стать жертвой маньяка, истребляющего девушек с физическими изъянами, исповедуя, как выяснится, нацистскую теорию оздоровления человечества. Завывает ветер, хлещет дождь, прикованная к постели мачеха хозяина не расстается с револьвером, в кустах шастает маньяк в плаще, кухарка в стельку пьяна, подозрительно любезный доктор отослал не менее подозрительного садовника в аптеку. Элен придется обнаружить в подвале труп секретарши и запереть в чулане, как она полагает, убийцу, чтобы вдоволь набегаться по особняку от настоящего маньяка. Но все эти физические упражнения себя оправдают — дорогостоящего лечения не потребуется, Элен, испытав нервный шок, обретет дар речи, стоя над трупом убийцы. "Кроваво-красный" (Deep red, 1975)На конгрессе парапсихологов ясновидящая Хельга (Маша Мериль) в истерическом трансе оповещает: в зале убийца, он уже убивал, будет убивать еще и еще. Хельга — хороший медиум. Ночью ее предсмертный крик услышат музыканты Марк (Дэвид Хеммингс) и Карло (Гэбриел Леви), которым волей-неволей придется стать сыщиками. Настоящий "убийца", конечно же, режиссер Дарио Ардженто — его дар создавать невыносимое напряжение оформился в этом шедевре. "Кроваво-красный" — это переложение на язык giallo, итальянского хоррора, "Блоу-ап" Микеланджело Антониони, откуда Ардженто позаимствовал Дэвида Хеммингса. Только ключ к тайне — не фото, а чудовищный детский рисунок на стене заброшенного дома. Выматывающая нервы музыка группы "Гоблины" и оперно-яркая цветовая гамма готовят зрителя к катарсису финала, где безобидный лифт обернется гильотиной, сносящей голову убийце. Никогда еще до Ардженто экранные убийства не сервировались столь патетически и празднично. |