В странах "пожизненных" президентов и бессменных лидеров нации рано или поздно всплывает один и тот же вопрос: "Есть ли жизнь после... (далее следует вставить соответствующее конкретной ситуации имя того или иного отца нации или вождя)". Представления о том, что в северокорейском, кубинском, каком-нибудь арабском или среднеазиатском отечестве все держится на одном-единственном человеке, вынуждают делать вывод, что как только этот политический демиург уйдет в мир иной, в стране все рухнет. В этой ситуации большинство престарелых правителей закрытых, как морская раковина, систем реагируют на разговоры о том, что будет после их ухода, примерно одинаково: "А вот не дождетесь. Я еще о-го-го". Но победив слухи о своей смерти, нельзя ведь победить саму смерть. В итоге угасающие отцы нации все равно уходят из власти — ногами вперед (если, конечно, речь не идет о насильственном свержении — варианте Чаушеску или Саддама). После такого ухода часто наступают смутные времена и потрясения, что выглядит вполне закономерным. Ведь элементом политической мифологии в подобных обществах является представление о "вечной молодости" вождя, который никогда не умрет. И к плавному, бесконфликтному переходу власти от одного правителя к другому страна оказывается совершенно неготовой.
Не в пример многим Фидель Кастро на вопрос "Есть ли жизнь после Фиделя?" дал свой оригинальный ответ. Он не стал разыгрывать из себя "вечно живого", избрав другую линию защиты. В разные годы переживший не одно покушение на свою жизнь, Фидель Кастро на сей раз остановился на ином варианте: "притворился мертвым". На протяжении последних месяцев, рассуждая о будущем Острова свободы и тяжелой болезни команданте, в мире только и говорили, что не сегодня-завтра Фиделя не станет. И вот тогда-то все и начнется. Крушение кубинского социализма многие считали делом решенным, отводя этому экзотическому строю ровно столько времени, сколько будет биться сердце пламенного полководца. В подобных рассуждениях, казалось, была своя железная логика. Ведь для большей части современного мира, кроме погруженных в собственную пламенную веру кубинцев, а также части очарованных кубинским путем латиноамериканцев вроде президента Венесуэлы Уго Чавеса, сам Фидель Кастро давно превратился в политическую мумию.
Но, как оказалось, политическая мумия тоже способна сделать движение. Понаблюдав из больничной палаты за тем, как его самого и созданный им строй готовятся похоронить, Фидель Кастро только посмеялся: если мне и моему режиму сулят похороны, ничего не остается, как стать распорядителем на собственных похоронах. Выждав паузу, Фидель сыграл на опережение. И, судя по всему, сумел в этой игре победить. Потому что передача власти на острове состоялась, брэнд "Кастро" для социализма кубинского разлива сохранен и запатентован, смута и драка за власть, неизбежно возникающая после смерти отца нации, отменяется, а рассуждения о грядущем "демократическом переходном периоде" становятся неактуальными. При этом Фидель Кастро, как и подобает "вечно живому", остается хоть и не на прежнем месте, но всегда в строю.