Премьера кино
В московском кинотеатре "Октябрь" сегодня пройдет премьера военно-патриотического фильма для молодежи "Мы из будущего": в нем четверо "черных следопытов" попадают из современности в 1942 год, откуда им открывается взгляд на аморальность их занятия. Похвальную попытку авторов произвести ребрэндинг Великой Отечественной войны в сознании подрастающего поколения ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА нашла недостаточно радикальной.
В фильме "Мы из будущего" очевидно желание наглядно объяснить молодежи на доступном ей языке, что Великая Отечественная война — это жесть, в том самом комплиментарном смысле слова, в котором прогрессивно мыслящий политик Валентина Матвиенко, стараясь идти в ногу со временем, произнесла свое знаменитое изречение: "Спорт — это жесть". Создатели фильма "Мы из будущего", тоже люди зрелые и почтенные (режиссеру Андрею Малюкову — 60 лет, автору окончательной экранной версии сценария Эдуарду Володарскому — 67), аналогичным образом ищут подход к двадцатилетним, которых они не очень хорошо знают и, видимо, слегка опасаются быть непонятыми и нагнать скуку.
Чтобы эти опасения развеять, они с первых же кадров стараются взять максимально динамичную ноту и доказать, что учащенный пульс молодежной жизни они ощутить очень даже в состоянии. Начальные титры идут на фоне Петербурга, представленного в виде одной большой дискотеки, цитаты из песни "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?" вкраплены в дискотечную музыку, а кадры из украшенных клубной светомузыкой Петропавловки, Дворцовой площади, Спаса на Крови, Летнего сада перемежаются вставками из компьютерной стрелялки, в которую режется один из четырех главных героев, мчащихся на оттюнингованном "газике" с кенгурятником на стрелку с покупателем нарытых "черными следопытами" орденов.
Авторы сразу дают понять, что ничуть не осуждают своих героев, ковыряющихся в братских могилах не из алчности, а просто потому, что они, в сущности, еще дети, не понимающие, в чем тут святотатство, но когда мудрые старшие товарищи объяснят им посредством экскурса в историю, что кости чьих-то дедов и отцов — не игрушка, немедленно исправятся. Чтобы объяснение дошло до максимально широких слоев молодежи, четверка следопытов представляет собой довольно условный разношерстный отряд из представителей разных субкультур, которые вообще непонятно на какой почве могут сотрудничать. Возглавляет команду начитанный по части военной истории мажор в защитной форме по кличке Борман (Данила Козловский), а в беспрекословном подчинении у него находятся агрессивный скинхед Череп (Яглыч), шпыняющий обладателя растаманских дредов (Андрей Терентьев), и очкарик с ноутбуком (Дмитрий Волкострелов), который в современной части действия скромно держится как бы сбоку припеку, а по ходу военных действий и вовсе задвигается на задний план.
Прежде чем провалиться в героическое прошлое из циничного настоящего через портал, открывшийся в одном из озер Ленобласти, герои ведут себя на месте раскопок самым оккупантским образом: бухают под патефон, на котором крутится пластинка с Лили Марлен; откопав блиндаж с костями санитарки, ставят ее череп на палку и собираются использовать его в качестве мишени; глумятся над местной старушкой, у которой где-то неподалеку как раз летом 1942-го пропал сын. Весь этот детский утренник, сомнительный в смысле сходства с буднями настоящих "черных следопытов", продолжается, пока все в том же блиндаже парни не обнаруживают солдатские документы с собственными фамилиями и фотографиями и, испугавшись, что это глюки от паленой водки из деревенского ларька, бегут окунуться в чем мать родила, а выныривают уже на линии огня. Человечный старшина (Борис Галкин), который подбирает в лесу четырех голых, замерзших и чумазых обормотов, почему-то не расстреливает их сразу как дезертиров, а благосклонно считает контуженными, пробивавшимися из окружения и оставляет в расположении советских войск.
Есть, наверное, какая-то логика в том, что молодые люди, насмотревшиеся фильмов про перемещение во времени и моментально смекающие, что с ними произошло, пытаются честно сознаться бойцам советской армии: "Прошу прощения, товарищ лейтенант, но мы из будущего". Хотя, с другой стороны, все те же фильмы могли бы подсказать им, что такие заявления вряд ли встретят понимание, а скорее вызовут подозрение, особенно в условиях военного времени, когда вокруг гостей из будущего сразу начинает нарезать круги зловещий особист (Игорь Черневич). Но, несмотря на присутствие этой мрачноватой фигуры, не стоит ожидать от фильма "Мы из будущего" чего-то нового, более смелого и откровенного в изображении ВОВ по сравнению с классикой советского кинематографа.
Авторы ведь хотят не напугать войной, а скорее заинтересовать ею незагруженного зрителя, в силу возраста не ощущающего той сакральности военной тематики, которой перекормили в школах людей постарше. Этот зритель, не испорченный отторжением военно-патриотической демагогии, возможно, вполне готов воспринять предлагаемое ему теперь представление о войне как о приключении, в которое все включено: и любовь в стогу сена с санитаркой, и остросюжетная вылазка за "языком", и комический разговор с немецким офицером, которого можно поразить подробностями смерти фюрера.
А если целевая аудитория на эту игру клюнет, как рассчитывают авторы, тогда они смогут внедрить в ее головы свою основную мысль: довольно дико, когда в центре пережившего фашистскую блокаду города резвятся стайки скинхедов со свастиками. Вызывает в этой связи возражение, пожалуй, лишь то, что в конце создатели картины сбиваются со своего непринужденного тона и добавляют слишком прямолинейной демонстративности, заставляя, например, раскаявшегося скинхеда сдирать вытатуированную свастику вместе с кожей: ну а что вы думали, разбуженный от спячки патриотизм — это ведь тоже жесть, в лучшем смысле этого слова.