Александр Минкин издал свои "Письма президенту". Это довольно важное общественное дело. С 2004 года в газете "Московский комсомолец" раз в неделю он публиковал колонки под названием "Письма президенту". Принято было считать, что президент эти тексты читал, и страна их тоже читала, чтобы узнать, что знает Владимир Путин.
К Александру Минкину относятся по-разному, я отношусь хорошо. У нас немного журналистов, которые свои отношения с властью смогли превратить в жанр текста. Максим Соколов изобрел историческую хронику на манер Корнелия Тацита, Андрей Колесников — особый тип светской хроники, напоминающий описания светской жизни в романах Толстого, а Александр Минкин — жанр писем к президенту. Это точно выражает специфику его народной газеты и его лично. Письмо власти — традиционный русский жанр, развивающийся в пространстве от челобитной до обличительного памфлета (и в письмах Минкина есть и то и другое), они могут быть разными, но там есть одна необходимая черта — искренность. Работа в этом поле требует специфических качеств, на мой вкус, симпатичных.
Я имею в виду даже не личную порядочность. Письмо президенту — народный жанр, народ их пишет. Минкин выступает в позиции традиционного русского интеллигента, отвечающего за народ перед властью, и вот это вызывает симпатию в первую очередь. Эту позицию мало кто сохранил, из интеллигентов выросли интеллектуалы, отвечающие только за себя. Но все же выросли из интеллигентов. По-моему, важно знать, что шинель, из которой все вышли, еще цела.
В принципе почти под любым письмом Минкина к Путину мог бы подписаться почти любой интеллигентный человек. Я не хочу упрекать его в неоригинальности, в повторении общих мест, напротив, в этом их важность. Мне кажется, это дайджест того, что русская интеллигенция могла бы сказать президенту Путину. В этом достоинство текста. Но и отсюда же разочарования.
Минкин негодует по поводу "Норд-Оста" и Беслана, посаженного Ходорковского и непосаженного Басаева, взяточничества и казнокрадства, отсутствия чести у офицеров и честности у судей, отмены одних льгот и сохранения других — не знаю, кто был бы не готов негодовать вместе с ним, и знаю многих, кто негодовал. Вопрос, с какой позиции. В 1990-х интеллигенция была в основном демократическая, но письма Минкина — документ 2000-х, это письма разочарованного в демократии интеллигента. Он против выборов губернаторов, он сравнительно спокойно относился к перспективе третьего срока, оно вовсе не в восторге от политической системы Европы и Америки. Опять же мне эта разочарованность кажется скорее симпатичной. Не то чтобы я ее разделял, но это в любом случае письма человека думающего и умеющего делать грустные выводы из того, что произошло со страной,— все, что она выбрала, она выбрала сама и добровольно. Но тогда вопрос: а что остается как собственно интеллигентская позиция?
Остается чувство справедливости и подлинности, но это специфические чувства. Они свидетельствуют как о благородстве, так и о неискушенности. Скажем, из письма в письмо Минкин негодует, что чиновники, у которых официальная зарплата — $500 (письма начинаются в 2004 году), ездят на машинах за $120 тыс., живут в особняках за $1 млн и т. д. И про каждого чиновника он чувствует, что тот врун, в главном врун, потому что вор. Ему ни разу не приходит в голову, что человек, управляющий $1 млрд в месяц, не может это делать за 0,005% этих средств, хотя в любом учебнике по бизнесу написано, что это стоит в 1000 раз больше. Он чувствует вранье каждого человека, но не чувствует ложность системы государства, в которой министру из соображений социальной справедливости платят так, что он не может не брать взятки.
Так во всем. Минкин не возражает против сложившейся системы, он всегда возражает против ее искажений, как будто не понимая, что в неискаженном виде она просто не сможет функционировать. Не может война в Чечне вестись средствами гражданской юриспруденции так, чтобы эта юриспруденция не превратилась в военную машину везде, по всей стране. Не может функционировать парламент, если население разочаровано в демократии. Не может не быть дедовщины в армии, если в нее сгоняют насильно. Не может быть свободы прессы, если под ней имеется в виду свобода агитации по телевизору: не будет ни свободы, ни агитации. Он все время видит декорации и разоблачает их ложность, но не видит других оснований для декораций, кроме гнусности человеческой породы людей, собравшихся вокруг Путина. У него нет никакой своей версии устройства государства, альтернативной путинскому.
Я не укоряю его за это, у меня ее тоже нет. Я скорее вижу в этом симптом. Повторю: письма Минкина — это, на мой взгляд, представление позиции русской интеллигенции, искренне печалующейся перед властью за народ, его предки — Герцен, Белинский. Так вот у этой интеллигенции нет политической версии развития России, альтернативной той, которую предложили России в 2000-х офицеры спецслужб. Она способна переживать, что вот воруют, неправедно судят, нечестно избирают. В конечном счете ей нужен какой-то всероссийский отдел морального контроля, который принимал бы продукт деятельности государства на предмет соответствия принципам честности и справедливости. Этот отдел можно назвать ОМК, а можно ВВП. В принципе это хорошая позиция для того, чтобы писать письма президенту.
Ведь для того, чтобы из года в год, из недели в неделю писать письма какому-нибудь лицу, нужно его уважать. Иначе бы Минкин давно послал Путину документ, который в старинных письмовниках назывался "письмо с отказом".
Александр Минкин. Письма президенту. М., АСТ, 2008