премьера театр
На сцене филиала Театра имени Пушкина прошел спектакль-дефиле "Смешные Жэ Мэ". Так режиссер Елена Новикова назвала свою версию классической комедии Жан-Батиста Мольера "Смешные жеманницы". Вместе с названием урезался и смысл пьесы, считает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Наш кинематограф и литература находятся во власти антигламурной лихорадки: режиссеры и писатели наперебой спешат поведать публике об ужасах мира моды. Перед этим поветрием не смог устоять и театр. Но припадая к золотоносной жиле, вскормившей и голливудскую обличительную агитку "Дьявол носит Prada" и наш отечественный "Глянец" Андрея Кончаловского, театр лукаво усмехается себе в усы: эх, ребята, все это мы проходили еще лет триста с лишним назад при Людовике XIV. Тогда точно так же молоденькие провинциальные дурехи приезжали покорять столицу, мечтали попасть в высшее общество, заводить романы со звездами и первыми узнавать светские сплетни. В своей комедии Жан-Батист Мольер вывел сатиру на светское общество, которая выглядит актуально и сегодня.
Актриса Елена Новикова, заявившая о себе как о режиссере постановками пьес Натальи Ворожбит "Галка Моталко" и "Нинкина земля. Чужие", справедливо решила, что "Смешных жеманниц" стоит лишь слегка приодеть, чтобы получилась современная молодежная комедия. В этом ей помог дизайнерский дуэт Chistova&Endurova. Популярные художники-модельеры придумали коллекцию костюмов на все случаи жизни — от пижам и нижнего белья до умопомрачительных нарядов "от кутюр".
Текст Мольера по нынешним меркам пострадал несильно, актеры лишь изредка позволяют себе отсебятину вроде "платье цвета синячков под глазами", но действие происходит в наши дни. Две сестры-провинциалки приезжают в Париж не только в поисках красивой жизни и богатых женихов — девушки мечтают стать топ-моделями. Сначала робко вступают они на подиум и семенят мелкими шажками, вздрагивая от каждой вспышки фотокамер, окружающих помост. Но потом входят во вкус, и вот уже появляется профессиональная походка от бедра, надменный взгляд поверх голов и позы с обложки "Плейбоя". Однако стоит этим красоткам открыть рот, как образ матерых светских львиц мгновенно исчезает — сестрички говорят с убийственным провинциальным акцентом. Анна Бегунова и Александра Урсуляк так точно копируют говор, который можно услышать тут же, возле Макдоналдса на Пушкинской площади, что слова об изящных манерах и тонкостях обращения, на отсутствие которых они пеняют отцу, звучат смешнее, чем репризы "Комеди-клаба".
Солидные, но скучные женихи — господа Дюкруази и Лангранж (Александр Анисимов и Алексей Воропанов) в спектакле выглядят банковскими клерками, похожими друг на друга как братья-близнецы. Получив от ворот поворот, они решают отомстить жеманницам и подсылают к ним разряженных маркизами и виконтами слуг, которых, естественно, ожидает совсем другой прием. Разбитной Маскариль в исполнении Александра Матросова — это помесь Хлестакова и Дон Жуана. Он дурит девушкам головы, рассыпаясь в льстивых комплиментах, хвастаясь своими знакомствами в высшем свете и литературными талантами. Актер не превращает своего выступления в пародийный номер, но в его речи и повадках то и дело мелькают знакомые интонации телезвезд и шоуменов вроде Сергея Зверева или Дмитрия Диброва. Апофеозом завиральной сцены становится совместное исполнение песни сочинения господина маркиза "Останусь снегом на щеках". Тут уже и публика заходится в экстазе вместе с доверчивыми сестрами.
В общем, когда происходит разоблачение, симпатии зала остаются на стороне обаятельных и артистичных обманщиков. Тем более конфликта между здравомыслием и тщеславием, жизнью и гламуром в спектакле не получается, потому что женихи девушек — такие же участники дефиле, как и прочие. Отличие лишь в том, что демонстрируют они более практичную и удобную одежду pret-a-porte. Тут все помешаны на моде. Даже старик-отец (Сергей Миллер), который терпеть не может всех этих фэшн-штучек, наряжен в дизайнерский фрак и украшен какими-то блестками. А уж служанка Маротта (Ирина Пулина) — вообще воплощение безупречного стиля.
Переместив действие со сцены на подиум, Елена Новикова создала эффектный постановочный прием, но не придумала, что с ним делать. Особенно очевидно это становится в финале, когда чары гламурного мира вроде бы рушатся, но никакой альтернативы ему не возникает. Поэтому концовка спектакля безнадежно провисает: девушки плачут, потом снова возвращаются на подиум, а потом раздается взрыв — большое круглое зеркало на заднике разбивается, и сестры смирно вытягиваются на сцене. Тут режиссер наметила сразу три возможных развязки, но так и не решила, какую из них выбрать. Без авторской концепции спектакль, который мог бы стать высказыванием о поколении, остается просто модной безделушкой.