Без главаря

Московский театр "Ленком" снова уготовил Киеву "Затмение"

На прошлогодних киевских гастролях "Ленкома" спектакль "Затмение", созданный по культовому роману Кена Кизи "Над кукушкиным гнездом" много ставящим в России болгарским режиссером Александром Морфовым, вызвал небывалый ажиотаж. В немалой степени потому, что в памяти у зрителей прочно сидит киноверсия книги — прорвавшись на советские экраны в конце 80-х годов, фильм Милоша Формана "Пролетая над гнездом кукушки" стал одним из символов наступившей свободы, а его главный герой — бунтарь и охальник Макмерфи, сыгранный Джеком Николсоном,— вообще был воспринят как свой в доску парень. Психиатрическая клиника, в которой оказался этот неприручаемый, дерзкий, отважный человек, казалась микромоделью тоталитарной системы, а методы, применяемые медсестрой Речид для подавления воли пациентов, были знакомы не только обитателям советских психушек и пенитенциарных заведений, но и любому выпускнику школы. Все эти способы растирания личности в порошок были воссозданы Форманом с такой ужасающей достоверностью и дотошностью, что идея тягаться с киноклассиком и переплюнуть его представлялась заведомо безнадежной. Но сама попытка, предпринятая "Ленкомом", невероятно интриговала.

Что интересно, на спектакле выяснилось, что вся эта затея вовсе не была авантюрой. Александр Морфов сумел подобрать к роману Кена Кизи совершенно оригинальный ключ. Конечно, тема психического насилия, как и бунта против навязанных бесчеловечных правил, никуда не исчезла, но тон повествования по сравнению с фильмом Милоша Формана кардинально изменился. В стерильное, сверкающее никелем и белоснежным кафелем безжизненное больничное пространство, созданное на сцене художником Давидом Боровским, появление Макмерфи вносило дыхание реального мира, где мнутся брюки и юбки, пачкается обувь, едят и любят на ходу, несут околесицу и пререкаются. Макмерфи олицетворял в "Затмении" не бунт, а норму. И, собственно, этим поворачивал сознание своих соседей по палате, среди которых, строго говоря, не было настоящих больных. Все они — и жертва ханжеского воспитания, как черт ладана боящийся женщин заика Билли (Сергей Фролов), и чванливый от неуверенности в себе Чезвик (Андрей Леонов), и замкнувшийся в немоте и одиночестве монументальный индеец (Сергей Степанченко), и даже постоянно пританцовывающий или ползающий по металлической сетке Элис (Дмитрий Гизбрехт) — рассматривались режиссером просто как люди с причудами и безобидными индивидуальными фобиями. Они стеснялись того, что не соответствуют неким условным, мертвым и выхолощенным общественным предписаниям. В спектакле Александра Морфова Макмерфи излечивал их от робости и социального аутсайдерства. И добивался этого не демонстрацией своеволия, наглыми выходками или разрушением авторитета медсестры Речид, которая в трактовке Елены Шаниной не выглядела фашизоидной мегерой, а, напротив, была мила, заботлива и прилежна. Нет, ленкомовский Макмерфи завоевывал доверие собственной предельной естественностью и искренностью, но в первую очередь умением слушать других и сострадать им.

Роль эту исполнял Александр Абдулов. Для него и был придуман спектакль. Сам режиссер, еще репетируя "Затмение", не раз повторял, что стремится к тому, чтобы актер вообще ничего не играл, а просто был собой на сцене. Надо признать, что расчет этот был безошибочный — неотразимо обаятельный, вызывающе мужественный, в голубых джинсах и бейсболке с заломленным козырьком, ерничающий и балагурящий в первом акте и необычайно чуткий, мудрый и спокойный в кульминационных эпизодах второго действия, Александр Абдулов, по сути, держал на себе спектакль, связывал на себе все его нити, концентрировал его энергию. Он был не просто соавтором, вторым режиссером спектакля, но его атаманом, заводилой, главарем. Казалось, с трагической смертью артиста "Полет над гнездом кукушки" в "Ленкоме" прервется. Но спектакль не умер. Макмерфи теперь играет Александр Лазарев, и то, как этот не менее обаятельный, чем Александр Абдулов, но значительно более мягкий и романтичный по природе артист заменит своего ушедшего старшего друга и наставника, попытается ли повторить старый рисунок или отыщет новые краски, составляет главную интригу предстоящего киевского показа "Затмения".

Национальный театр им. Ивана Франко / 15-16 (19.00)