Премьера опера
В берлинской Staatsoper прошла премьерная серия нового "Бала-маскарада" Джузеппе Верди. Авторами постановки стали передовой режиссерский дуэт Йосси Вилер--Серджо Морабито и молодая дирижерская звезда Филипп Жордан. Смотрела и слушала ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
Несмотря на целые залежи прекрасной музыки, которые с увлечением раскапывал в берлинской постановке 31-летний маэстро Филипп Жордан, "Бал-маскарад" сложно назвать драматургическим шедевром. С самого начала у этого сочинения была непростая жизнь. Верди, нашедший в качестве сюжета пьесу Эжена Скриба "Густав III Шведский", вынужден был перенести место действия из Европы в далекий Бостон. Как ни странно это сейчас звучит, причины были исключительно политического характера: опера в те времена считалась актуальным искусством, и с аллюзиями на перетряски в верхах (а как раз произошло итальянское покушение на Наполеона III) надо было быть поосторожнее.
В результате "Бал-маскарад" как бы не имеет определенного места жительства. Принимая во внимание обстоятельства написания, его ставят и с участием чернокожих персонажей, и без них. Куда заманчивее сама фабула, где речь идет о заговоре оппозиции, хитрыми оперными тропами приводящем-таки к убийству правителя страны. В последнее время очень модно стало обыгрывать в постановках этой оперы современную предвыборную истерию, хоть как-то возвращая опере ее былую актуальность. Не стали исключением и господа Вилер с Морабито — авторитетная команда, вокруг которой в какой-то степени и сформировано понятие "режиссерский оперный театр" (в Москве они представлены "Нормой", перенесенной в "Новую оперу" из Штутгарта).
Их версия "Бала-маскарада" происходит в Америке времен 1960-х. Точнее, в одном, сильно, надо сказать, надоедающем к концу спектакля полуобщественном пространстве, напоминающем санаторий для партийной элиты. В глубине небольшая эстрада, годная и для бальных танцев, и для укрытия заговорщиков, справа бар, имеется много неуютных посадочных мест. Здесь происходит все. И официальная дневная жизнь в офисных костюмах с бодрыми предвыборными выступлениями. И вечерние посиделки прислуги, среди которой особым уважением пользуется слепая гадалка-мулатка Ульрика (для этой роли совершенно преобразилась Лариса Дядькова). И даже что-то невнятное из области межрасовых отношений (когда под потолком обнаруживаются висящие трупы Ульрики и еще одного чернокожего). И ночной интим в банных халатах. И финальная картина усталого разврата в маскарадных костюмах.
Сценографию, слишком уж стандартную для современного немецкого театра, сделала Барбара Эйнес, сменившая в этой команде легендарную Анну Фиброк. В этом же новом составе постановщики дебютируют летом на Зальцбургском фестивале с "Русалкой" Антонина Дворжака.
Там же с ними будет работать и польский тенор Петр Бечала (известный нам благодаря международным проектам Владимира Федосеева), который в "Бале-маскараде" и пением, и повадкой оказался неотразим в главной мужской роли. Его герой — партийный лидер по имени Ричард, витальный обаяшка в демократичном свитере, который знает толк в шутках и женщинах. Женщин вокруг него минимум три — бессловесная жена-статистка, которая умеет светски улыбаться и махать рукой в перчатке с балкона, сексапильная помощница с колоратурным сопрано (в оригинале это паж Оскар) и Амелия, жена его лучшего друга Ренато.
Именно этой глупо распавшейся супружеской паре, а не убитому в конце весельчаку Ричарду постановщики сочувствуют больше всего и пытаются в том же убедить зрителя. Поначалу это не очень хорошо получается. Сцена, где муж категорически не узнает собственную жену, застуканную во время выяснения ее любовных отношений с Ричардом и изящно прикрывающуюся капюшоном от халата, выглядит так простецки, будто господа Вилер и Морабито вообще решили не ставить эту глупость. Но потом многое спасает мальчик — крошечный сын Ренато и Амелии в коротких штанишках и с идеальным пробором. Постановщики, щеголяя хорошим чувством черного юмора, вводят его в спектакль и делают ключевым героем в сцене вытягивания бумажки с именем будущего убийцы Ричарда. Им оказывается отец мальчика Ренато.
К этому времени Ренато, которого поет мощный словацкий баритон Далибор Йенис, уже практически сошел с ума. А его жена Амелия, в роли которой не столько вокалом, сколько всем своим чувственно-страдательным обликом хороша Катерина Наглестад, отчаянно раскаивается. Жизнь в пансионате совсем превратилась в какой-то блескучий, тлеющий фантом. А что все-таки будет с выборами, вообще никого, даже пьяную оппозицию, не интересует.