премьера театр
Главное событие театральной Европы в феврале — спектакль хельсинкского Национального театра по знаменитому роману Вяйне Линны "Неизвестный солдат" в постановке Кристиана Смедса. В зале — парламент в полном составе, на сцене расстреливают портрет президента страны, желтая пресса пишет о театральном искусстве. В гуще событий побывал РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Чтобы понять, почему театральная постановка вызвала такой резонанс, надо кратко объяснить, что такое для Финляндии "Неизвестный солдат". Роман Вяйне Линны вышел в 1954 году и с тех пор остается одним из главных произведений финской литературы. Речь в нем идет о войне между Советским Союзом и Финляндией. Книга эта стала первой, в которой о войне было рассказано правдиво, без пропагандистского треска: "Неизвестный солдат" стал для финнов чем-то вроде нашей "лейтенантской прозы". Учитывая, что тема конфликта с СССР всегда была весьма болезненной для финского общества (одним из следствий зимней кампании 1939-1940 годов стал союз Финляндии с Гитлером), роман Вяйне Линны полвека назад вызвал в стране оживленные дискуссии. Однако, как это нередко случается, со временем книга стала почти что каноническим произведением, а уж снятая на ее основе через год Эдвином Лайне кинокартина "Неизвестный солдат" официально считается главным достижением финского кинематографа чуть ли не за всю его историю.
"Плохой фильм",— отрезает постановщик спектакля Кристиан Смедс, считающийся сегодня (и являющийся таковым) самым интересным театральным режиссером Финляндии. До сих пор он в Национальном театре не ставил: его напористая, смелая и открытая всем жанрам режиссура казалась чужой для главной сцены страны, отличающейся, как ей, впрочем, и положено по статусу, чинностью манер, размеренностью ритмов и почтительным отношением к произведениям национальной классики. Приглашая господина Смедса, директор театра Мария-Лииса Невала знала, что может случиться скандал. И скандал случился. Огромный финский государственный флаг, проецируемый на аванзанавес перед началом спектакля, и этнографическая крестьянка с фольклорной улыбкой лишь ненадолго могут усыпить бдительность публики. Уже когда из-за занавеса появляется огромный Муми-тролль с черным ридикюлем, становится понятно, что обычного "Солдата" не будет.
Кристиан Смедс вовсе не забыл, что главное в романе Вяйне Линны — истории обыкновенных людей, далеких от проблем истории, но волею судьбы вовлеченных в военные действия: солдата Рокки, потерявшего хутор на Карельском перешейке и мечтающем его вернуть; капитана Каарне, грезящего об очередной звездочке на погонах; обиженного судьбой и потому остервенело жестокого сержанта Лехто; стремящегося доказать, что он не трус, и потому идущего на смерть Мякиля и т. д. Однако режиссер вовсе не реконструирует военные события и не больно-то "вглядывается" в судьбы отдельных персонажей. Хотя и есть у него дополнительный "глаз" — видеокамера, дающая на экране то чей-то крупный план, то неожиданный ракурс происходящего. Одна из самых сильных сцен спектакля — та, в которой оператор ходит по зрительному залу, и камера сначала молча следует за солдатами, идущими по проходам и поднимающимися на сцену, а потом бесстрастно фиксирует смерть одного из них так, что лица зрителей первых рядов, вынужденных наблюдателей трагедии, тоже видны на экране.
И все-таки Кристиан Смедс бежит от прямого сочувствия к жертвам войны. Он предпочитает сложнейший жанр трагикомедии: глаза Маннергейма на огромном портрете скашиваются и увеличиваются по мере того, как пьянеют солдаты, режиссер не жертвует ни одной из возможностей довести эпизод до гротесковой остроты, актеры заставляют зал радостно подпевать коммунистическим песням ("Самый правый по настроениям зал финского театра",— удовлетворенно комментирует потом господин Смедс), а советские солдаты предстают в виде пустых металлических корпусов от стиральных машин, которые финны в ходе сценических боев превращают в металлолом. Говорят, кто-то из высших госчиновников страны высказал опасение, что спектакль Национального театра может вызвать конфликт с Россией, а мне кажется, наоборот: разве приятнее было бы, если бы актеры громили массовку в красноармейской форме?
Дело в том, что Кристиана Смедса не волнует прошлый противник, да и вообще прошлое беспокоит его гораздо меньше, чем настоящее. Вся война из "Неизвестного солдата" и ее жертвы для господина Смедса не более, но и не менее, чем та цена, которую его страна заплатила за свою нынешнюю независимость, которой, по его мнению, Финляндия, подчиняясь всеобщим законам глобализации, распоряжается не лучшим образом. "Финляндия мертва",— утверждает Кристиан Смедс. Он ловит на экране в прицел лица сегодняшних зрителей и — пускает в изображение автоматную очередь. Чтобы никто не ушел. Но и тех, кого в зале нет, в финале спектакля тоже методично решетят пулями, а именно: портреты президента Тарьи Халонен, премьер-министра, прочих государственных деятелей и знаменитостей, включая, кстати, и директора театра.
Видимо, такое возбуждение у зрителей вызывает как раз не то, что любимый сюжет не канонически представлен на сцене, а то, что исторический роман оказывается аргументом в актуальном политическом споре. Про "Неизвестного солдата" пишут таблоиды, депутаты парламента выкупили одно из представлений, а на премьере присутствовала славящаяся своим интересом к театральным новинкам госпожа президентша. То есть получается вот что: в Национальном театре, финансируемом из бюджета страны, прямо на сцене расстреливают портрет президента этой страны, президент как ни в чем не бывало сидит в зале на премьере, а на выходе из театра говорит собравшимся корреспондентам, что, мол, финал, конечно, спорный, но спектакль интересный, это, в конце концов, искусство, так что расходитесь, граждане, по домам. В общем, Финляндия, что бы там ни говорил господин Смедс, все-таки, видимо, жива — если смотреть из окошка стиральной машины.