Выставка искусство
В галерее "Наши художники" открылась выставка "Русский натюрморт ХХ века из собрания галереи", объединившая произведения любимых галереей художников русского зарубежья с работами отечественных нонконформистов-шестидесятников. Рассказывает ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Натюрморт — жанр, которому так или иначе отдали дань представители почти всех направлений классического модернизма. Так что избранная тема позволила галерее "Наши художники" весьма выигрышно и разнообразно представить свое собрание — от кубистского натюрморта Леопольда Сюрважа (родившегося в некогда входившей в состав Российской империи Финляндии) до "метафизических" композиций Дмитрия Краснопевцева, не только классика, но и одного из самых дорогих представителей нонконформистского искусства.
В "Наших художниках" можно увидеть произведения Андрея Ланского, Сергея Шаршуна, Павла Челищева, Николая Тархова, произведения Николая Пуни, Юрия Анненкова, Роберта Фалька. Натюрморты Маревны, отличной художницы и примечательной фигуры космополитической монмартрской богемы, на которых предметы, например тушка петуха в пестром оперенье, разлагаются на плоскости так, что кажутся то ли отражением, дробящимся в каком-то многогранном кристалле, то ли сложенной из бумаги птичкой-оригами. Произведение пока что малоизвестной представительницы русского зарубежья Ольги Сахаровой, в 1910-х годах вышедшей замуж за племянника Оскара Уайльда и брата дадаиста, поэта и боксера Артура Кравана и жившей в Барселоне, где она приятельствовала с Франсисом Пикабия,— ее "Букет на столе" кажется маньеристической стилизацией жостовских подносов. Есть образец обоев, придуманный в конце 1900-х годов Натальей Гончаровой,— пышные вазы с фруктами, повторяющиеся с монотонностью поп-артных консервных банок. Натюрморт Николая Фешина 1923 года, написанный с явными аллюзиями на классические голландские натюрморты — с глубокими бликами на вазе синего стекла и словно бы светящимися изнутри гранатами и виноградинами. Но при этом это голландский натюрморт, с которого словно сняли несколько верхних слоев краски: вместо таинственной полутьмы тут яркий и жесткий свет, вместо лессировок — шероховатая фактура, неуловимо напоминающая фреску.
Нонконформисты 1960-х также представлены вполне убедительно. Анатолий Зверев с действительно первоклассными работами конца 1970-х — начала 1980-х, в том числе с "Вазой", вполне оправдывающей часто кажущееся натяжкой сравнение героя московской богемы с изобретателем живописи действия Джексоном Поллоком. Три работы Владимира Яковлева. "Ваза, груши, жуки" Олега Целкова, издалека все равно кажущаяся не натюрмортом, а какой-то гротескной физиономией. Четыре полотна Дмитрия Краснопевцева, представляющие различные периоды его творчества с конца 1950-х и до начала 1980-х годов. И почти монохромные, белые на белом, полотна Владимира Вейсберга, неожиданно перекликающиеся с работами художников диаспоры, о которых он вряд ли мог знать,— такими же минималистичными и отвлеченно-метафизическими экзерсисами Сергея Шаршуна, предававшегося созерцанию "Мистического артишока"(1929), или Павла Челищева, примерно в то же время составлявшего композиции из белых яиц в белых же вазах.
Выставка в "Наших художниках" не только убедительная попытка вписать в общий контекст и единую историю искусства как художников русского зарубежья, так и живших во внутренней эмиграции послевоенных нонконформистов. Это еще и примечательный набросок к истории самого жанра, оказывающийся историей постепенного исчезновения натуры и предмета. Экспозиция начинается с изобилия цветов, плодов, дичи, утвари, ибо поначалу представители модернизма демонстрировали свое искусство, изображая те же объекты, что и старинные мастера. Но постепенно художники начинают обходиться все меньшим количеством предметов, мир вещей становится все более скудным и условным. Логическим завершением выставки оказывается полотно Владимира Вейсберга "Газеты на белом столе", почти такое же абстрактное, как "Белый квадрат на белом фоне" Казимира Малевича.