На кинофестивале в Сандэнсе приз за режиссуру присужден Анне Меликян, постановщице фильма "Русалка". Незадолго до этого было объявлено, что фильмы сразу двух российских режиссеров попали в оскаровскую номинацию. О том, как меняются отношения российского кино с западным фестивальным и киноиндустриальным миром, размышляет Андрей Плахов.
Что сказал Сандэнс
Сандэнс — миф независимого кино. Созданный в американской глубинке Робертом Редфордом в пику большому Голливуду фестиваль быстро набрал обороты, стал тусовочным "пойнтом" и Меккой для молодых режиссеров и независимых продюсеров. В таком стремительном взлете есть и свои плюсы, и минусы. Как только фестиваль почувствовал силу, он сразу сменил подход к участникам с дружески гостеприимного на коммерческий, ввел высокие взносы для конкурсантов и журналистов и не стал заботиться о совершенствовании своей организации. Жаловаться на Сандэнс стало в киномире общим местом. Но миф уже работает сам по себе, даже без подпитки: все хотят сюда попасть во что бы то ни стало, ибо Сандэнс доказал, что независимое кино тоже может быть актуальным продуктом и прибыльным товаром. Особенно рвутся сюда зарубежные кинематографисты — с тех пор как фестиваль перестал ограничиваться внутриамериканским контекстом и ввел номинацию "Мировое кино".
Российские фильмы иногда попадали в Сандэнс: назовем "Возвращение" Андрея Звягинцева и "Остров" Павла Лунгина. Однако впервые в этом году пришло участие в конкурсе, и сразу — такой успех. Приз за режиссуру наверняка поможет "Русалке" прорваться на американский рынок, а Анне Меликян принесет имя одного из самых перспективных режиссеров Восточной Европы. Это особенно знаменательно, если учесть, что "Русалка" почти не играет на российской экзотике, придерживается эстетики европейского арт-мейнстрима и представляет собой по жанру современную городскую сказку, вариацию на тему "Русалочки" Андерсена. "Кислотные" сцены видений героини (в ее роли — новая звезда Мария Шалаева), сам образ этой "лунной девочки", сочетающей незаурядность и ущербность, саркастическое, но при этом лиричное изображение рекламно-гламурной Москвы, имитирующей стиль западных столиц,— все это пришлось впору критериям Сандэнса. Теперь, возможно, "Русалку" по достоинству оценят и в России: до сих пор ее считали просто милой картиной, не более того. У нас так принято: униженно презирать Запад, но ждать при этом, что скажут в Канне или Сандэнсе.
Другой только что завершившийся фестиваль — Роттердамский — тоже дает хороший плацдарм независимому кино. Роттердам даже в большей степени, чем Сандэнс, делает ставку на эксперимент. Неслучайно в здешнюю программу попали самые радикальные российские фильмы прошлого года: "Груз 200" Алексея Балабанова, "Два в одном" Киры Муратовой, "Ничего личного" Ларисы Садиловой, "Лучшее время года" Светланы Проскуриной. Последняя стала также "режиссером в фокусе": это значит, что все ее картины с их профессиональной оркестровкой и особой психической аурой показывают в Роттердаме, вокруг них собирается заинтересованная публика, идут жаркие дискуссии. Трудно даже представить, чтобы нечто подобное организовали в России ради режиссера, не имеющего миллионных рекламных бюджетов и не носящего номенклатурное имя.
Продюсеры последних фильмов Проскуриной только слышали о ее высокой репутации в Европе, о главном призе в Локарно, об участии в каннских и венецианских программах. Теперь они увидели успех воочию, были потрясены роттердамскими полными залами на показах ее фильмов, которые в России считаются чересчур элитарными или даже "никому не нужными". Примерно то же самое говорили в свое время о работах Александра Сокурова, пока за рубежом его не признали в качестве маэстро режиссуры. В этом году маэстро приехал в Роттердам представить свой фильм "Александра" и поддержать близкую ему по духу Светлану Проскурину (она работала вместе с ним над "Русским ковчегом"). Всеобщее внимание привлекло ток-шоу, которое провел с Александром Сокуровым ведущий голландский режиссер Йос Стеллинг. Поклонники сокуровских фильмов появились в Роттердаме еще давно: даже на заре карьеры этого режиссера, когда на родине он вызывал главным образом глухое раздражение, многочисленные здешние киноманы с энтузиазмом раскупали билеты на его просмотры, которые шли всю ночь напролет.
Что ответили Берлин и Лос-Анджелес
Впрочем, то было другое время, когда Россия выглядела в политическом смысле модной страной, а киноэксперты во всем мире, вдохновленные открытиями "полочного кино", страстно ждали появления русской "новой волны". Не дождавшись, Россию преждевременно списали в архив. Спад интереса к фильмам из нашей страны становился в 90-е годы все более очевидным по мере того, как она теряла свой экзотический имидж бывшей цитадели коммунизма и мало-помалу превращалась в еще одну страну с банальными рыночными ценностями. Этот спад особенно виден в отборочной политике Берлинского фестиваля, который в свое время сделал ставку на кино соцлагеря, а потом — на пропаганду киноперестройки. Теперешнее российское "буржуазное кино" кажется стратегам Берлинале слишком пресным, а, с другой стороны, изыски режиссеров-авторов (за исключением того же Сокурова) — чересчур маргинальными. В этом одна из причин того, что вот уже который год наше кино не может пробиться в некогда столь доступный и открытый в нашу сторону берлинский конкурс.
Так случилось и в этом году: фестиваль пройдет без российской картины в конкурсе. Правда, "Русалка" заняла почетное место в неконкурсной "Панораме", а в "Форум" (еще одна параллельная программа, ориентированная на авторское кино) включили "Нирвану" — дебют Игоря Волошина, образец поискового кино с элементами морального экстрима (питерские наркоманы ходят в гриме и париках а-ля мадам Помпадур, в главной роли та же Мария Шалаева). "Нирвану" с ее эстетическим радикализмом все-таки трудно представить в конкурсе Берлинале, но почему бы не включить в него ту же "Русалку", если уже доказано и признано, что она так хороша? Или "Лучшее время года" Светланы Проскуриной? Были и другие вполне достойные варианты, но почему-то в берлинском конкурсе всегда не хватает места именно русской картине, в то время как слабых, компромиссных и просто плохих фильмов с других широт там навалом.
Дело еще и в том, что Берлинале — статусный фестиваль "класса А", что подразумевает некоторую тяжеловесность и неповоротливость, особенно в немецком варианте. Берлинскому конкурсу нужны политкорректные большие фильмы типа "12" Никиты Михалкова или "Монгола" Сергея Бодрова. По разным причинам оба оказались представлены на других фестивалях: один — в Венеции, другой — в Торонто и Риме. И это неслучайно: большинство крупных российских режиссеров со сроками своих новых работ ориентируются на весну (Канн и "Кинотавр") или на осень (Венеция и Торонто). Так что с Берлином у нас охлаждение не одностороннее, а взаимное.
Не успевает завершиться Берлинале — а тут и финал оскаровской гонки. Небывалое событие: сразу два российских фильма в шорт-листе номинации "Лучший фильм на иностранном языке". Правда, только "12" Никиты Михалкова представляет российскую киноиндустрию в чистом виде. "Монгол" Сергея Бодрова снят в Монголии с японским актером в главной роли молодого Чингисхана и выдвинут на "Оскар" от Казахстана. Тем не менее "русские идут". Огорчает только одно: их состав почти не изменился с середины 90-х годов, когда михалковские "Утомленные солнцем" получили "Оскар", а "Кавказский пленник" Бодрова был на него номинирован.
Никита Михалков номинируется на "Оскар" уже в четвертый раз (начиналось все с "Очей черных" и "Урги", которые вошли в шорт-лист, но не выиграли), Сергей Бодров — во второй. Оба режиссера принадлежат по нынешним меркам к старшему поколению, как и еще один наш оскароносец Владимир Меньшов и еще один номинант Павел Чухрай, но никто из молодых пока не может к ним приблизиться. "Ночной дозор", как и его дневной собрат, открыли Тимуру Бекмамбетову путь в Голливуд, но речь идет о его сугубо коммерческом подразделении, "Оскары" же раздают по другому ведомству.