Выставка современное искусство
В московской галерее "АртСтрелка Projects" открылась выставка Хаима Сокола "Криптомнезия. Рецидив". Вынесенный в название медицинский термин обозначает особого рода нарушение памяти, при котором пациент не отличает собственных воспоминаний от чужих — прочитанных или услышанных от кого-то. Сходными симптомами заразилась ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Художник Хаим Сокол начинал свою карьеру в Израиле (куда он эмигрировал в 18 лет), но два года назад переехал в Москву. Он учился в Институте проблем современного искусства и вместе с другими молодыми художниками, студентами того же заведения, жил и выставлялся в ныне прекратившем свое существование художническом сквоте в Хохловом переулке. Выставка в галерее "АртСтрелка Projects" — первая в Москве персоналка Хаима Сокола.
Несмотря на то что господин Сокол — все же как-никак иностранец, в "Криптомнезии" трудно не увидеть своего рода рецидив московского концептуализма. Сам художник признает, что знакомство с этой традицией и вправду было для него решающим, хотя книги концептуалистов, например, различные тексты Ильи Кабакова, "Серую тетрадь" Виктора Пивоварова, "Поездки за город" группы "Коллективные действия" он прочел раньше, чем получил возможность увидеть их выставки.
Московский концептуализм, как известно, одно из самых литературных художественных движений. Вот и выставка Хаима Сокола строится вокруг всевозможных архивов, бумажек, текстов (значимых и для иудейской традиции). В стеклянных музейных витринах лежат перевязанные бечевкой стопки старых, покрытых пылью и чуть ли не плесенью и, скорее всего, безнадежно нечитаемых писем и покоится сложенный из исписанной странички самолетик. На стенах — пожелтевшие обрывки с едва различимыми лицами персонажей какой-то, видимо, семейной истории — иногородние дядюшки и тетушки, давние соседи и сослуживцы, школьные подруги мамы и институтские товарищи папы, чьи фотографии кажутся знакомыми, а имена никак не удается вспомнить. В витрине — произведение, отсылающее уже не к семейным реликвиям, а собственно к детским воспоминаниям: зеленая пластмассовая фигурка, притулившаяся к ржавого цвета металлическому объекту, напоминающему полуразрушенную арку, называется "Славик! Домой!".
Еще одно помещение отведено сделанной уже совсем в другом масштабе инсталляции "Бабки и тачки". В затемненном зале высятся большие, в человеческий рост, жестяные трубы на металлических колесиках. Их изогнутые силуэты напоминают сгорбленные фигуры старух, а вырывающиеся из раструбов лучи мигающих фонариков словно бы высматривают что-то в темноте: "бабки" то ли выискивают что-то у себя под ногами, то ли вглядываются в лица зрителей, то ли нашаривают ускользающие воспоминания. Сам художник говорит, что в этой инсталляции он пытался передать в том числе и впечатления от посещения подмосковного блошиного рынка.
Впрочем, "архивы", представленные на выставке "Криптомнезия. Рецидив", родом даже не с барахолки. Все то, что на первый взгляд казалось бумагой, на самом деле — мастерски обработанные листы жести. Реликвии оказываются куда менее хрупкими. Но и не претендующими на какую-то историческую или, напротив, глубоко интимную подлинность. Это даже не мусорины Ильи Кабакова, который в своих инсталляциях, посвященных коммуналкам, сделанных уже в эмиграции, подмешивал к аутентично советскому сору всевозможный хлам уже европейского происхождения, не сентиментальная мистификация, но "честное" искусство, нисколько не скрывающее, среди прочего, и мастерского исполнения.
Классики московского концептуализма еще готовы были смешивать свои и чужие воспоминания или, по крайней мере, путать читателя, полагая, что искаженная личная память все равно достовернее заведомой фальсификации любой объективной "истории". Художник следующего поколения, Хаим Сокол полностью соглашается с вынесенным в название выставки "диагнозом". Пронзительные, несмотря на всю свою "сделанность", образы прошлого, какими они предстают на выставке, уже не являются внезапной находкой — на блошином рынке, дома на чердаке или в собственной памяти. Они возникли благодаря уже не случайности, но усилию и кропотливой работе. Но это не делает их менее настоящими.