Премьера опера
Петербургский Михайловский театр спустя почти полгода после реорганизации разродился первой полноценной премьерой. Заем сравнительно старой постановки оперы Масканьи "Сельская честь", которую 12 лет назад осуществила знаменитая Лилиана Кавани, доказал: в здешних пороховницах порох еще сухой. За поруганием и оправданием сельской чести наблюдала ОЛЬГА Ъ-КОМОК.
Театр, который в 1920-х и начале 1930-х годов прошлого века прославился на весь Советский Союз и весь просвещенный мир сотрудничеством с самыми острыми композиторами, художниками и режиссерами, казалось, захирел и сник давно и надолго. В инициативы нового, почти скандального руководства Михайловского театра верилось с трудом. И первые плоды, которые принес реформированный театр, эту утопическую веру ничем особенно не подтверждали. Однако вот оно, доказательство от противного: заигранная и запетая донельзя одноактная опера отъявленного вериста Пьетро Масканьи "Сельская честь", которой в обед сто лет, зазвучала и, если можно так сказать, завыглядела здесь от души. Пота, слез и крови в ней хватило бы не только на сравнительно небольшую Михайловскую сцену, но и на площади и объемы Мариинского театра.
Секрет успеха новой постановки и прост и сложен. Берем культовое имя — Лилиана Кавани, та самая, что сняла легендарный фильм "Ночной портье" в незапамятном 1974 году, и та, что поставила "Сельскую честь" на знаменитом оперном фестивале в Равенне под руководством не менее знаменитого Риккардо Мути. Добавляем амбициозного юного дирижера Даниэле Рустиони, которого на этот ратный подвиг сам Мути и благословил. Оперную труппу, как водится у нового руководства театра, разбавляем заемными звездами — Олегом Кулько из Большого театра (Турриду) и Кариной Григорян из "Геликон-оперы" (Сантуцца). Далее все пошло по накатанной.
Скромная и демонстративно обшарпанная сценография Данте Ферретти держит равновесие между кинематографической неореалистической правдой и оперным вымыслом: тут облезлая церковь, тут обгрызенный всеми ветрами многоквартирный дом, тут провод электропередачи, а тут еще какой-то малопонятный угол, но зато художественно облупленный, как водится в вечном городе Риме. Костюмы Габриэлы Пескуччи тоже не подкачали: мужички в обтрепанных костюмчиках и шляпах как будто сошли с фресок, посвященных фильму "Крестный отец" (в котором музыка из оперы "Сельская честь", как известно, играет не последнюю роль), грудастые тетки в юбках до пят носят обязательные кружевные косынки (простонародье все-таки, не модницы столичные). Сценический свет оказался на редкость мягким и естественным, не в пример местной оперно-театральной моде, превращающей лица актеров-певцов в бесформенные сияющие блинчики.
Сама Лилиана Кавани на постановку взглянуть не приехала — преклонный возраст и опасности сырого петербургского климата ей в том воспрепятствовали. Однако режиссер Марина Бьянки, верная помощница госпожи Кавани, следила за постановочным процессом пристально. В результате ее Сантуцца чуть что хваталась за свой кружевной платочек с истовостью вовсе не русской, ее Мама Лючия (Нина Романова) хмурилась и орала совсем не в оперном "высоком штиле", а в экзальтированном по-итальянски духе. Ее Альфио (Методие Бужор) выглядел и звучал как киношный альфонс 1950-х годов, а виновник всего переполоха Турриду мало того что барствовал и вальяжно кривил рот, но и пел вполне и вполне прилично.
В результате первая полноценная премьера Михайловского театра в активе имеет мощные голоса, оправданную оркестровую истерию, качественную сценографию и хорошо налаженное неореалистическое правдоподобие на сцене. В пассиве — мелкие огрехи вокала и забавный диссонанс между приглушенным, солидным светом на сцене и бешеным сиянием Михайловского театра снаружи. Зачем это уважаемое заведение подсвечивать так усердно, если любители оперных страстей и без того михайловскую "Сельскую честь" не пропустят?