Концерт опера
В рамках своего ежегодного фестиваля "Крещенская неделя" театр "Новая опера" представил концертное исполнение одной из известнейших опер Рихарда Штрауса — "Саломеи". Оперу исполняли солисты театра с участием (в главных партиях) певцов из Финляндии и США, а оркестром "Новой оперы" дирижировал испанец Альберто Холд-Гарридо. Произведение, небезосновательно смущавшее театры сто лет назад своей скандальностью, теперь смущает только неимоверной сложностью, считает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Образцово-показательная декадентская драма Оскара Уайльда, превращенная в либретто "Саломеи" Рихарда Штрауса, заботливо оснащена самыми модными аксессуарами fin de siecle: двусмысленная игра с библейской тематикой, искусственный язык, болезненный эротизм и патологические страсти. Материал, впрочем, был самый располагающий. Тетрарх Галилеи Ирод Антипа, бледная тень своего кошмарного отца Ирода Великого, неудачливый политик, в конце концов сосланный Калигулой в теперешний Лион (по меркам Римской империи то еще Березово), взявший в жены неприлично близкую родственницу. Сама эта родственница, Иродиада, амбициозная и властолюбивая интриганка, обозленная обличениями Иоанна Крестителя. Ее дочь от первого брака, Саломея, о которой евангелист стыдливо докладывает, что она своей пляской во время пиршества "угодила" сластолюбивому отчиму. Чудная семейка, одним словом, и ее причуды, в общем-то, не Уайльд открыл. Его пьеса на этот сюжет в некотором роде продолжала большую традицию европейской литературы — от средневековых мистерий до Флобера.
Иное дело музыка Рихарда Штрауса, которому литературная традиция, исторический контекст и сама вяловатая, томно-оранжерейная атмосфера пьесы были не указ. Канва та же, но только все резко, надрывно, густо и как-то полнокровно. В смысле чисто звуковых характеристик — буквально на пределе мыслимого полнокровия: оркестр громаден, а неимоверно тяжелые вокальные партии главных персонажей, кажется, написаны вообще без оглядки на среднестатистические возможности оперных певцов.
Саломею композитор не особенно реалистично мыслил "шестнадцатилетней девочкой с голосом Изольды" (имеется в виду вагнеровская Изольда, тоже одна из экстремальных партий для драматического сопрано). Тесситура огромная, с основательными даже не меццо-сопрановыми, а контральтовыми низами, плюс необходимость все время петь в крайнем эмоциональном и физическом напряжении, плюс неплохо бы (если речь идет о сценическом исполнении) еще и сплясать пресловутый экстатический танец семи покрывал, который стал у Штрауса кульминационным моментом всей оперы.
В Мариинском театре за последние двадцать лет "Саломею" ставили аж дважды; в Москве же к опере относятся с предсказуемой опаской, так что инициатива "Новой оперы", хотя бы и концертная, смотрится сильным жестом. На поверку, впрочем, исполнение "Саломеи" было демонстрацией не столько формы самого театра, сколько его хороших отношений с Савонлиннским оперным фестивалем. Именно финские артисты (исполнительница главной роли американка Синтия Макрис тоже живет в Финляндии), неоднократно певшие в Савонлинне, были приглашены на главные партии. Да и дирижер Альберто Холд-Гарридо все в том же финском фестивале принимает участие постоянно.
Впрочем, общего успеха участие финнов этому исполнению обеспечить не смогло. Под довольно-таки флегматичным контролем Альберто Холд-Гарридо музыка Штрауса звучала так, что слушатель мог ощутить себя не в душном мареве злосчастной пиршественной ночи, а скорее уж внутри работающего фена с его механическим жаром и гулом: оркестр играл неповоротливо, нечетко и "крупным помолом". Из солистов второго плана выделялась робкая, но аккуратная работа тенора Максима Остроухова (Нарработ, начальник Иродовой стражи). Важная партия Иродиады в исполнении Александры Саульской-Шулятьевой при всем старании певицы получилась довольно блеклой и в вокальном, и в драматическом исполнении. Ирода с перебором по части характерности спел Аки Аламиккотерво, возрастной лирический тенор которого обнаруживал некоторые проблемы с дыханием. Партия Иоканаана досталась баритону Эса Рууттунену, заслуженному и весьма уважаемому в Финляндии оперному певцу (и вдобавок лютеранскому пастору), певшему небольшим, но приятным и гладким, особенно для солидного возраста, звуком. Впрочем, партия в целом оказалась довольно невыразительной.
Саломея Синтии Макрис действительно в наибольшей степени оставляла, при всех оговорках, ощущение удачи: гибкий и не лишенный свежести голос певицы добавлял к вокальному образу демонической героини ту черточку наивности, которая придает ему законченность и глубину. Увы, ближе к концу оперы усталость певицы давала о себе знать все заметнее, хотя ей достало профессионализма и выдержки, чтобы свой финальный "диалог" с отрубленной головой Иоканаана (воображаемой, естественно) исполнить очень эффектно. И даже заставить публику в конечном счете немного пожалеть о том, что во время "танца семи покрывал" певица скромно сидела на стульчике.