считает Анна Наринская
Название фильма братьев Коэн (как и название книги Кормака Маккарти, по которой он снят) воспроизводит первую строку знаменитого стихотворения Йейтса "Плавание в Византию". Вообще-то если знаешь это стихотворение (а оно про старение и умирание), то видишь в фильме Коэнов, и особенно в герое Томми Ли Джонса, про которого вообще-то даже нельзя понять, главный он герой или не главный, больше того, что там, собственно, показано.
Но если не про какого Йейтса не знать и не думать, то все равно видно и, главное, чувствуется многое. И это многое прекрасно работает. Потому что штампы и представления, с которыми играют Коэны, впитаны нами не с жидким кофе в университетском буфете, а с молоком матери. Мы почему-то твердо знаем, что когда специфически медленный, тяжелый на подъем и как будто безразличный ко всему шериф равнодушно внимает тревожным сводкам с фронта деятельности маньяка, отрывается от газеты только для того, чтобы рассказать поучительную историю,— то это он замер перед финальной схваткой с негодяем. И уверены, что когда молодая, прекрасная, невинная и печальная оказывается с этим негодяем один на один — все не закончится вот просто победой сильного. Почему мы в этом так уверены? Просто уверены и просто знаем. Выходит — зря. Легче всего было бы сказать, что у Коэнов все наоборот. Все наоборот, чем должно быть в вестерне, чем вообще должно быть на экране. Но у них более сложно, чем просто наоборот. Они не только выворачивают наизнанку уже укоренившийся жанр "вестерна с рассуждениями", заканчивая каждый эпизод, а потом и сам фильм ровно не так, как он должен заканчиваться. Они создают абсолютно художественную, даже искусственную действительность против всех законов не только жанра, а вообще законов, максимально приблизив ее к самой очевидной и плоской правде жизни.
Ну вот, например, многие персонажи их фильма оказываются ветеранами вьетнамской войны — впрочем, вполне еще дееспособными, ведь действие происходит в 1980-м. Зрителю на этот факт настойчиво указывают — и оставляют ни с чем. В том смысле, что вьетнамская тема срабатывает на таком мелком уровне (под флагом этого своего вьетнамского прошлого герой Джоша Бролина разживается штанами), что выходит даже хуже, чем совсем ничего. А еще один вьетнамский ветеран в исполнении Вуди Харрельсона, подготовленный и поданный на блюде для того, чтобы сыграть важнейшую роль во всей этой истории, проводит яркие, но бессмысленные несколько минут на экране, так и не успев воспользоваться никакими вьетнамскими навыками.
Тут вроде бы напрашивается мораль — ну что, в жизни так оно и бывает. Никакая предыстория никакой историей не чревата, роли никогда не распределены заранее, смерть неминуема (но это еще ничего), старость в большинстве случаев тоже (и это гораздо хуже). Только у Коэнов это никакая не мораль, а поэзия. Так что строка из Йейтса выглядит абсолютно на своем месте.