На Другой сцене "Современника" начались пятидневные гастроли екатеринбургского "Коляда-театра".
Шумный, непричесанный, пестро-лоскутный табор Николая Коляды — чуть ли не единственный частный провинциальный театр в России, который сумел не просто удержаться на плаву без государственных дотаций и справиться с чиновниками, то и дело норовящими отобрать обжитый небольшой труппой подвал, но и прославиться далеко за пределами Екатеринбурга.
Николай Коляда написал около сотни пьес, которые идут по всей стране и даже за рубежом, еще столько же поставил, выпускает литературный журнал, преподает, читает лекции. Он пытается продвигать современную драматургию в провинции: учрежденный Колядой международный конкурс драматургов "Евразия" — один из самых серьезных в России, а созданная им драматургическая школа подарила русской сцене таких самобытных авторов, как Олег Богаев, Василий Сигарев и Константин Костенко. Но, конечно, главное произведение Николая Коляды — это его театр, тот самый живой коллектив единомышленников, о котором когда-то мечтали создатели МХТ, где нет премьеров и актеров на вторые роли, где все вместе драят сцену после спектакля и вместе придумывают новые проекты.
На гастроли в Москву театр привез шесть спектаклей — получился почти что фестиваль, на афише которого пьесы самого Николая Коляды гордо соседствуют с самой что ни на есть классикой: Гоголем и Шекспиром. Но в постановке Николая Коляды классики становятся пугающе похожи на авторов "новой драмы". Не потому, что вдруг начинают говорить на современном языке улиц, а потому, что режиссер "присваивает" их пьесы себе и заставляет их героев рассказывать о том, что кажется важным и нужным ему. А поскольку Николай Коляда не отличается бодро-оптимистическим взглядом на жизнь, картина в большинстве спектаклей выходит похожая и совсем неприглядная.
В "Гамлете" режиссер превратил Эльсинор в "нравственную помойку", где смешно рассуждать о том, что хорошо, а что плохо, и тем более бессмысленно пытаться вправить вывихнутый сустав эпохи. Его принц датский не борец, не обличитель зла и не мятущийся философ, а просто жертва, которая понимает свою слабость и беспомощность перед лицом врагов, не обремененных ни честью, ни совестью.
Гоголевская Россия в постановках Николая Коляды выглядит отнюдь не лучше. В его "Ревизоре" провинциальный город N буквально утопает в грязи, его жители — одетые в тюбетейки нелепые азиаты — месят на сцене настоящий чернозем и им же дают взятки Хлестакову — бледнолицей столичной нечисти в блестящем исполнении Олега Ягодина. В "Женитьбе" режиссер не столько рассказывает историю неудавшегося брака Подколесина, сколько от души измывается над нашей пресловутой духовностью: его персонажи разговаривают квазиинтеллигентным языком с подчеркнуто правильным произношением, каждый держит при себе бюстик русского классика, а на голове носит крышку от самовара, выражая, вероятно, таким образом национальную самобытность. При этом гоголевские герои то и дело начинают петь, пытаясь фальшивой оперной красотой закрыться от настоящей грубой жизни.
В современности дела обстоят еще печальнее. Пьеса Николая Коляды "Букет" повествует о жизни хозяйки "мемориального комплекса" — старинного особняка, в котором когда-то проживал революционер Бородаев, память о нем теперь составляет весь смысл существования женщины. Но ее тихая, наполненная достоинством жизнь терпит крах, когда выясняется, что Бородаев был не борцом за идеи революции, а агентом царской охранки.
Единственный спектакль, на котором публику не будут пугать ужасами окружающей действительности, а предложат просто расслабиться и от души посмеяться,— это "Курица" Николая Коляды. "Курица" — это прозвище начинающей актрисы провинциального городка Дощатова, которая ухитрилась одновременно ответить на ухаживания двух солидных мужчин — главного режиссера и главного администратора театра.
Но не так страшен Коляда, как его малюют. В его терпких, острых, не подчиняющихся никаким правилам спектаклях находится место и юмору, и нежности, и надежде, которой режиссер не теряет даже в самых аховых ситуациях.
Рубрику ведет Анна Толстова