Можно написать длинный реестр напряженностей, возникавших в последние годы в отношениях России с Советом Европы. Тут и критика за Чечню, и резолюция ПАСЕ об осуждении тоталитарных режимов, и непрекращающиеся экзерсисы балтийских и польских парламентариев. Но дело не в них: Совет Европы — одна из двух общеевропейских организаций, в которых Россия полноправный член, и отношения с ним у нее по крайней мере не хуже, чем с другой такой организацией, ОБСЕ.
Дело в трех конкретных проблемах, которые сегодня разделяют Россию и Совет Европы. Две из них — это не ратифицированные Россией протоколы #6 (законодательная отмена смертной казни) и #14 (реформа Страсбургского международного суда). С шестым протоколом, казалось бы, трагедии нет. Совет Европы много лет призывает нас его ратифицировать и терпеливо ждет, потому что аргумент у России самый что ни на есть демократический: общественное мнение не готово. Огорчает другое: несколько недель назад господин Косачев выражал осторожный оптимизм по поводу ратификации этого протокола новым составом Думы и был готов лично убеждать депутатов в целесообразности такого шага. Теперь же он вернулся к прежней аргументации: по 6-му протоколу "общество не готово", по 14-му — ратифицируем, если будем уверены, что суд "не используется в политических целях".
Неужели мы хотели "разменять" подвижки в позиции по этим протоколам на председательство своего представителя в ПАСЕ? Это третья помеха во взаимоотношениях. Прежний порядок избрания давал этот пост российскому представителю почти автоматически. Но Европа не захотела сегодня видеть на столь высоком посту российского парламентария. За новый порядок ротации председательства ("уводящий" этот пост у России) высказались две крупнейшие фракции Парламентской ассамблеи — "народная" и социалистическая. В переводе на русский: это те право- и левоцентристские партии, которые составляют основу правящих коалиций в большинстве европейских стран. Это не столько маневр изредка собирающейся ассамблеи депутатов национальных парламентов, сколько позиция большинства законодательного корпуса всей Европы. Он готов прагматично развивать сотрудничество с Россией, но давать российскому представителю пост спикера (в переводе: "говорящего от имени") объединенной Европы — увольте. А оформить это под "реформу порядка ротации" — такие фокусы многоопытные европейцы проделывают без особых сложностей.
Был ли запланирован "обмен любезностями" (вы нам спикера — мы вам протоколы), можно только предполагать. Но от этого не меняется главное: конечно, Россия вправе рассчитывать, что ее представители будут занимать высокие общеевропейские посты. Но и эффективный европейский суд нам тоже нужен, тем более что в его "портфеле" столь высока доля дел из России. Многие обращаются в Страсбург, потому что не нашли правого суда на родине. И смертную казнь нам отменять придется, потому что другого пути у европейской страны в XXI веке нет. Если мы ратифицируем эти два протокола, российский представитель раньше сядет в кресло президента ПАСЕ.