Премьера театр
Вчера официально открылся суперсовременный снаружи (чтобы не нарушать хай-тек "Москва-Сити") и уютно-классический внутри новый театр "Мастерская Петра Фоменко". Первым спектаклем в новом здании стала "Бесприданница" в постановке самого Петра Фоменко. За "фоменками", обживающими новую сцену, наблюдала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
К "Бесприданнице" Островский относился с особым трепетом и утверждал, что с этой пьесы начнется "новый сорт его произведений". У "Мастерской", получившей настоящее театральное здание (прежняя обитель "фоменок" — перестроенный кинотеатр "Киев"), тоже начался новый период.
"Бесприданница" поставлена с какой-то особой суровой честностью, словно мэтр режиссуры на этот раз решил отказаться от всех театральных хитростей. Декорации Владимира Максимова вполне среднестатистические, условно-традиционные: мостик, нависший над сценой, намекает на крутой берег Волги, рамочки на колесах заменяют дверные проемы, а задник с помощью подсветки превращается в сверкающую под луной Волгу. Все пространство под мостом, почти не меняясь, изображает то трактир, то гостиную Огудаловых, то утлое жилище Карандышева. Разница лишь в том, что в доме Огудаловых на нижнем заднике, отделяющем гостиную от комнаты Ларисы, пляшут заманчивые тени, выдающие девичьи тайны: вот Лариса натягивает чулки, ищет пуговки на платье, вот замирает от стука входной двери.
Теперь, кажется, ясно, почему Петр Фоменко заранее декларировал, что будет делать "Бесприданницу" именно с младшими своими учениками. То есть не со славящимися своим шармом и умением плести тонкое психологическое кружево Галиной Тюниной, сестрами Кутеповыми, Юрием Степановым, Кириллом Пироговым и другими, а с более поздними новобранцами "Мастерской". В этом выборе та же суровая честность: маскировать пустоты разными "кружевами" эти младшие "фоменки" не умеют. Если им есть что сказать, если роль сделана — глаз не оторвешь, а если нет — будут сидеть и произносить текст. Поэтому вначале, когда Алексей Колубков и Андрей Щенников, изображающие пожилого купца Кнурова и молодого Вожеватова, проговаривают весь положенный им Островским диалог, вяло сплетничая про красавицу Ларису, которой приходится идти замуж за ничтожного чиновника, зритель успевает задуматься, зачем нужно все это чтение по ролям.
Вялость пролога улетучивается с появлением Ларисы. И тут режиссер все же позволяет себе один фокус: властительницей мужских дум оказывается аскетичная, худощавая, очень естественная, но вовсе не кокетливая Полина Агуреева. Чем эта Лариса приворожила все мужское население, сперва неясно. Но вот она, Лариса, по-матерински снисходительно одернет наивного мальчишку Карандышева и тут же по-цыгански весело зыркнет на купцов, рассмеется, будто что-то посулит.
С давних лет исповедующий мысль, что сохранить в себе "душу живу" могут лишь бродяги комедианты, такие как Счастливцев и Несчастливцев в "Лесе", который режиссер недаром ставил дважды, Петр Фоменко дает Ларисе свой шанс на спасение: не богатого жениха ей надо искать, а бежать в актрисы. Не о попранной красоте его спектакль, а о загубленном таланте.
Потому даже воздух как-то по-особому собирается вокруг Ларисы, когда, ослушавшись запрета Карандышева, она решается спеть. Поет Агуреева старую песню "Бродяга": без надрыва, глуховатым грудным голосом, но так, что сразу ясно, отчего все влюблены в Ларису — в талант влюблены. Но в большом городе Бряхимове не только купцам, но и самой Ларисе невдомек, как зовется та бездна, что открывается у нее внутри, когда она поет. Вот и бежит Лариса с Паратовым (Илья Любимов) — в спектакле этого короля играет свита "цыган": актрисы в пестрых платках кидаются к нему со вздохами "Такой барин приехал!". Не за любовью, а потому, что талант гонит ее прочь из душной каморки Карандышева.
Жаль, но после кульминации в конце первого акта все дальнейшее: пение цыганок, монологи пьяного актера по прозвищу Робинзон (Владимир Топцов), споры купцов, разыгрывающих Ларису в орлянку, и даже ее финальное объяснение с Паратовым — играется пока довольно приблизительно. Ярче других вышел Карандышев — кинозвезда Евгений Цыганов пластически точно перевоплощается в подслеповатого, безвкусного честолюбца. Сцена, в которой подпоенный купцами Карандышев влезает на стол — слушать, как Паратов скажет тост в его честь, а того уже и след простыл, выходит по-настоящему зловещей.
В целом же (может, оттого что стены новой обители "Мастерской" еще чужие) "Бесприданница" Фоменко пока напоминает бесприданницу, сыгранную Полиной Агуреевой: аскетичная и неброская, она то сверкнет роскошью таланта, то сникнет вновь.