ЗА НЕОЦЕНИМЫЙ ВКЛАД
В Музее архитектуры отпраздновали 100-летие со дня рождения Оскара Нимейера. Выставка называлась "Поэзия формы", а могла бы называться "Политика формы".
Политика и поэтика одинаково важны в творчестве столетнего бразильского патриарха. Нимейер знает драйв работы на государство, которое требует от тебя великой и эмблематичной архитектуры. Архитектура — искусство королей, но в конце ХХ века Оскар Нимейер и Жуселину Кубичек показали, что архитектура может быть и искусством президентов.
Город Бразилиа — сумасшедшая и блистательная идея президента Бразилии Жуселину Кубичека. В 1957 он решил построить новую столицу, которой не будет равных и в XXI веке. Обычно архитекторы, проектируя город будущего, получают в итоге величественный памятник прошлого. Но Бразилиа до сих пор никто не превзошел. Это был и архитектурный эксперимент, и инженерный, и социальный.
План города, похожий на птицу, раскинувшую крылья, нарисовал учитель и старший друг Лусио Коста. Нимейеру выпало построить все главные здания Бразилиа — от парламента до памятника первым строителям. Ничего подобного этому футуристическому городу с тех пор на земле не появилось — панорамы площади Трех властей свидетельствовали о том, что в Латинской Америке появился архитектурный гений, человек межпланетного масштаба, новый латиноамериканский маг.
Нимейер познакомился с Кубичеком еще в 40-х, когда тот был мэром городка Пампулья. Кубичек запомнил Нимейера, подружился с ним и, став президентом, не забыл взять архитектора во власть и разбился в кровь, помогая ему осуществить свою идею.
Как и всякому государственному архитектору, Нимейеру пришлось строить не только здания, но и чиновников. Полиция не хотела допускать его к проектированию Бразилиа. Президент позвонил куда следует и наорал на кого надо: "Нимейер не может уйти! Без него не получится города". Министр обороны желал видеть свое министерство в историческом стиле. Нимейер спросил его: "А вы, генерал, какое оружие предпочитаете — современное или классическое?"
Кажется, что Нимейера у нас любили именно потому, что чувствовали в нем настоящего государственного архитектора, а не забитого ремесленника, к которым мы сами привыкли. Нимейер был искренним коммунистом, но вещи его при этом были такими мощными и ни на что не похожими, что никто и никогда не думал о том, что своей известностью в Союзе он обязан своему бразильскому партбилету. Недаром предисловие к его книге писал Алексей Аджубей, главред "Известий" и зять Хрущева.
В какой-то момент его архитектура, для которой нужно было так много политической и художественной воли, стала казаться устаревшей. Мы просто не понимали тогда, что она сразу была вневременной — современником Стоунхенджа и деконструктивизма одновременно. И не знали, чем обернется для нас презрение к государственной архитектуре.
Мы в современной России успели привыкнуть к тому, что архитекторы строят дома на Остоженке и виллы на Рублевке. Даже самые большие архитектурные проекты, осуществляющиеся у нас сейчас, имеют какой-то кооперативный привкус. Что башня в Москве, что башня в Питере — работа частных корпораций и архитектора, нанятого этими корпорациями. Мы больше не строим Дворец Советов и скорее этому рады. Президент Путин, приехав из Питера, привез с собой десяток генералов, но ни одного архитектора. Доминик Перро со своим проектом Мариинского театра не прошел через ведомственную экспертизу. Ну не прошел и не прошел, решили мы. Звонить никому не стали. Так что выставка в Музее архитектуры вовремя нам напомнила, что архитектура — искусство королей, а не председателей совета директоров. Хотя мы, имевшие не так давно абсолютно государственную архитектуру, об этом прочно забыли.
Рубрику ведет Анна Толстова