"Эта книга виновна в несчастье"
"Оставшись одна, я призвала на помощь все свое мужество. Ночь была темная, я — в одной рубашке, босая, с распущенными волосами, с книгой в одной руке и магической перевязью в другой. Я направила свои шаги к горе, которая показалась мне ближе других. Какой-то пастух хотел меня схватить; я оттолкнула его рукой, в которой держала книгу, и он упал трупом у моих ног. Это не покажется тебе удивительным, если ты узнаешь, что переплет моей книги был вырезан из древа ковчега, которое имеет свойство уничтожать все, чего ни коснется".
Ян Потоцкий, "Рукопись, найденная в Сарагосе"
"Около бумаги опухоль была больше, десны вздулись, а слизистая оболочка была словно разъедена купоросом. Карл внимательно осмотрел все кругом. На ковре валялись два-три обрывка бумаги, похожей на ту, какую он обнаружил в пасти собаки. На одном обрывке, побольше других, сохранились остатки гравюры. Когда Карл разглядел кусочек этой гравюры с изображением дворянина на соколиной охоте, которую Актеон вырвал из охотничьей книги, волосы у него встали дыбом. — А-а! Книга была отравлена,— побледнев, сказал он. И тут он внезапно вспомнил все. — Тысяча чертей! — вскричал он.— Ведь каждую страницу я трогал пальцем и каждый раз брал его в рот, чтобы смочить слюной! Вот откуда мои обмороки, боли, рвота... Я погиб!"
Александр Дюма, "Королева Марго"
"Габриэль Альбахари молча повел нас в библиотеку. На пороге комнаты доктор Горский остановился. — Чудовище! — сказал он и показал на гигантский фолиант, лежавший в фонаре на резном готическом пульте. Книги подобного формата я никогда еще в жизни не видел. — Чудовище! Эта книга виновна в несчастье, постигшем вашего сына. Эта книга подтолкнула Ойгена Бищофа к самоубийству. Эта книга... — Что вы, Бог с вами! — воскликнул антиквар.— Правда, он читал эту книгу, когда был у меня в последний раз".
"-- Сольгруб? Он был офицером русской армии, участвовал в Маньчжурском походе. Что знаем мы друг про друга? Каждый из нас в самом себе носит свой Страшный суд. Быть может,— как знать? — в его последние минуты против него восстали убитые в тех боях.
Он подошел к столу и стер пыль с переплета старой книги. — Вот оно лежит, чудовище,— сказал он.— Больше оно не будет сеять зла. Миновало его время. Через сколько рук прошло оно на своем пути через века!"
Лео Перуц, "Мастер страшного суда"
"Как бы то ни было, этот листок — единственное, что нам поможет узнать содержание той таинственной книги, а содержание книги — единственное, что поможет найти убийцу. Потому что в каждом убийстве, совершенном ради обладания предметом, именно этот предмет всегда сообщает... пусть немного, но сообщает о личности убийцы. Если убили за пригоршню золота, значит, преступник жадный человек. Если убили за книгу, значит, убийца готов любой ценой скрывать заключенные в ней тайны. Следовательно, надо выяснить, что написано в книге, которой у нас нет".
"Ты долго хранил эту склянку, не пуская отраву в ход. Выжидал, когда понадобится. А понадобилось несколько дней назад. Ты учуял опасность. С одной стороны, Венанций слишком уж близко подошел к теме этой книги. С другой стороны, Беренгар из тщеславия, из похвальбы перед Адельмом повел себя не так сдержанно, как был обязан. Тогда ты пошел наверх и отравил приманку. И как раз вовремя. Потому что очень скоро, ночью, Венанций забрался сюда, нашел книгу, унес ее и стал листать с нетерпением, с почти плотоядной жадностью. Через положенное время он почувствовал себя дурно и бросился за спасением в кухню. Там он и умер".
Умберто Эко, "Имя розы"
"Он ворчал, что это просто идиотство — в двадцатом веке бояться раскрыть книгу, интересуясь, почему бы ему самому, черт побери, не раскрыть ее. Тут какой-то инстинкт проснулся во мне, и я начал отговаривать его не делать этого и вернуть книгу д-ру Ханки. "Какой вред это может принести?" — спросил он нетерпеливо. "Какой вред это уже принесло,— ответил я упрямо.— Что случилось с вашим другом на лодке?" Он не ответил. Я знал, что ему действительно нечего мне ответить. Он просто из тщеславия отстаивал свою логическую правоту. "Если уж мы заговорили об этом,— сказал я,— то как вы объясните то, что практически имело место на лодке?" Но он опять не ответил: я обернулся и увидел, что палатка пуста. Книга лежала на столе, раскрытая, но переплетом вверх: как видно, он перевернул ее".
Гилберт Кийт Честертон, "Проклятая книга"
"Понадеявшись, что никто не помнит этой книги, он переписал роман почти дословно — за исключением одной главы, которую целиком украл у Фернандеса-и-Гонсалеса. Эта глава, кстати, была лучшей в тексте. Энрике... я тогда пожалел, что не имел под рукой фотоаппарата и не запечатлел своего гостя: он поднес руку к челу и воскликнул: "Проклятье! Все кончено!" Больше я не услышал от него ни слова, только какие-то астматические хрипы — он буквально задыхался. Потом резко развернулся и кинулся домой. И там повесился".
"Ясно одно: кто-то хочет восстановить оригинальный вариант. И старается завладеть полным набором гравюр...— Ла Понте говорил с набитым ртом, весьма активно расправляясь с завтраком.— Важно, что сами по себе эти экземпляры не имеют для него библиофильской ценности. Как только ему удается заполучить нужные гравюры, остальное он уничтожает. И убивает владельцев".
Артуро Перес-Реверте, "Клуб Дюма"